- Пронесло, - прошептал Алексей, - это были они, да еще соседей позвали.
- Еще не пронесло, - ответил Илья. - Теперь нас на станции караулить будут. Думаю, что они на тебя подумали сразу, а по количеству украденных мешков знают, что нас двое. Сейчас пока темно нам надо найти укрытие. Придется ждать, когда они обратно проедут. Иначе нас перехватят не на станции, так на дороге. Алексей вздрогнул от такой перспективы.
- Есть тут дальше по дороге скалы, так я знаю, как туда забраться. Когда у них работал, туда влезла овца. А снимать ее пришлось мне. Там место безлюдное, а дорогу видать, до нее метров сто-сто пятьдесят будет. Дотащим, там можно пересидеть.
Сидеть пришлось два дня. Только к вечеру второго дня, еще по видному, горцы проехали обратно. Они о чем-то говорили и сильно жестикулировали.
- Надо понимать, что они недоумевают, куда мы делись, - прокомментировал эту сцену Алексей. - Если бы не твое удачное падение, так они бы наши кишки все еще наматывали на палки.
Дождались ночи, и пошли к станции. К утру были там, вымотанные до предела, трое суток без еды и воды. На станции царил полный бардак, но Алексею удалось выяснить: когда идет поезд и купить билеты. В Ставрополе их дороги разошлись: каждый потащил к себе свой мешок. Илья добрался домой поздно ночью. Агафья, признав за дверью мужа, откинула дубовый засов. Он вошел в сенцы и рухнул вместе с мешком. Очнулся он в своей кровати. В окошко бил дневной свет. Как он там оказался он не помнил…
Примерно в это время Илья узнал стороной, что комитетчики в Темнолесской продали его дом. Дом купил Барсуковский сельсовет. Все его части пометили, потом дом разобрали и вывезли в станицу Барсуковскую, где снова собрали. Сказывали Илье, что даже дубовые столбы, которые Денис вкапывал лет шестьдесят пять назад, сгнили меньше чем на четверть. А были они примерно восемьдесят сантиметров в диаметре. Так что стоять бы этому дому, да стоять.
Но теперь некуда стало возвращаться, даже если бы он и захотел.
Лесопилка
Однажды явился к нему младший брат Петр. Нашел он работу на лесопилке, но брали туда только парами. Вот он и пришел уговаривать Илью работать с ним в паре.
- Хорошо, Петро, - ответил Илья, согласен, работа мне нужна, но только я буду пилить сверху.
Петр обрадовался, как выяснилось позже, его положение было еще хуже.
Распускать бревна на доски работа очень тяжелая. Поэтому на лесопилке давали просто царский паек: 900 грамм хлеба на работающего, и по сто пятьдесят - на иждивенца, и это помимо зарплаты. Деньги к тому времени приобрели некоторый вес и уже не были бесполезным придатком к пайку. Деньги платили от выработки, а за паек надо было отработать не менее двадцати пяти дней в месяц. Это было тяжелое условие, и именно поэтому на лесопилке была высокая текучесть. Те, кто не выдерживал, двадцать пять дней в месяц - паек не получали, а значит не имели и главного стимула работать.
По условию найма приходить надо было со своей пилой.
Вот на эту каторгу и пошли братья Осыченковы. Пила у Ильи сохранилась с лучших времен. Месяц работали не напрягаясь, втягивались, выходные не брали. Бухгалтер диву давался. На что Илья отвечал:
- Мы в лесу жили, дерево нас любит и слушается.
Сначала отношения с начальством складывались хорошо: их ценили за высокую производительность и особо ровные доски, которые у них выходили сами собой. Илья выписывал там для личных нужд всякие не кондиции и сделал из них забор и пол в хате, который до этого был глиняным.
Платили на лесопилке обыкновенные деньги, были места, где и «поболее» можно было заработать. За распускание тонкого кругляка платили шестьдесят копеек за погонный метр. Это означало, что, сколько резов сделаешь, умножают на общий метраж и еще на шестьдесят копеек. Бревна до метра распускали за семьдесят пять копеек, толще за девяносто. Зарабатывали они вдвоем совсем не плохо, каждый месяц можно было купить два-три мешка картошки. Так они работали месяцев шесть, когда бухгалтер предложил им взглянуть на бревнышки, лежавшие возле самого забора.
- Эти бревна лежат тут уже лет пять, и никто не берется их пилить.
- Оно и не удивительно, - сказал Илья, - эти бревна толщиной почти в два метра. Если заплатишь по полтора рубля, то мы возьмемся.
Илья не боялся этих бревен, за время зимовок в лесу он видел и более толстые стволы. Бухгалтер прекрасно понимал, что пока эти бревна лежат, они являются прямым убытком для лесопилки. Они числятся на балансе, а если сгниют, а все дело шло к тому, то придется их списывать в убыток, а начальство убытков не любит. Но он все равно постарался сбить цену. Поторговавшись, они сошлись на цене в рубль тридцать за погонный метр.