Только две вещи остались непонятными. Во-первых, откуда у такой бестолочи знакомые бандюки. И во-вторых, чем он прельстил Ленкину матушку, если всё очевидно с первого взгляда. Первое быстро выяснилось. К организации налёта он не имел ни малейшего отношения. А вот второе — до сих пор загадка. Кто его Ленке подсунул, почему именно такое дерьмо выбрали, как убеждали матушку — по сути это один и тот же вопрос. До сих пор ключевой.
Два с половиной года спустя:
– Да, Миша именно такой человек, как ты понял. А я — знала это с самого начала.
– Так почему?
– Жалость. Я пыталась уйти от него не десять раз, не двадцать и не тридцать. Но я не умею уйти, не поговорив. А он — каждый раз делал так, что мне его становилось очень жалко. И я оставалась.
– Лен, но ведь он же сломал и испоганил тебе всю жизнь, и не только тебе?
– Да. Но он — тоже не знал, какое зло творит. И до сих пор не знает.
– Лен, но ведь зло должно быть либо исправлено, либо наказано?
– Да, но я не умею наказывать. И не хочу уметь.
– А год назад ты его во всём защищала.
– Тогда я опять чуть-чуть было не ушла после твоей новеллы. Но — опять осталась. И приняв решение остаться — просто отмазывалась и его отмазывала. Забудь о том разговоре.
Вернёмся к последовательности событий. После утраты контакта через Аню способов получения непосредственной информации у нас не осталось, а сразу подводить по той же технологии ещё одну «ученицу» было стрёмно, если не сказать — пошловато. Так что — до середины лета мы никакой новой информации не получали. Гораздо позже мы выяснили, что Ленка всё же свозила его по следам наших с ней первых поездок, и на Оршу, и на Протву. Жаль. Сам я с тех пор не только не возил никого в те места, которые были для нас с Ленкой, но и сам в них не бывал — ни на Протве, ни на торфоразработках, ни в Толпинской катакомбе, ни на Тудовке. Ровно так же, как выбросил из своих планов те поездки, которые мы вместе с Ленкой планировали — на Полю, на Пру… Теперь, после того как эти места опоганены, это — наверное, навсегда. Хорошо, что хоть на Реку она его не повезла.
В июле Ника, как раз всерьёз уже решившая, что ребёнком мы обзаводимся, наверное, отчасти именно из этих соображений, предложила провести активную разведку сама. До того, как мы на Ладогу уедем. Воспользовавшись территориальными соображениями («Мосфильм» рядом) и своим опытом участия в подборе мосфильмовских массовок. Короче, она прорвалась к Ленке домой, посмотреть своими глазами. Посмотрела. Все соображения о Мише подтвердила — тунеядец, похоже, что альфонс, очень похоже, что наркоман, пустобрёх и так далее. Наблюдения об отсутствии в доме даже следов нежности, не говоря о любви, — тоже подтвердила. А вот о Ленке наблюдения были странными, выраженными фразой, что никогда в жизни не видела столь зашуганного человека. Мы долго строили предположения на предмет того, что бы это значило. Но как оказалось — всё было проще. Ленка, продолжая внимательно отслеживать все мои фотографии в Интернете (на романе с Сашкой меня прорвало, и я снова начал снимать), расшифровала Нику ещё через дверной глазок, несмотря на изменившуюся внешность. Но почему-то впустила. Точнее — отошла, подумала и позвала Мишу, чтобы впустил он.