Всё. Если честно, меня подобная переписка достала. Думаю, тебя тоже.
Отправил последнее письмо. Большое. Не буду приводить его полностью, незачем. Нарушил все мыслимые и немыслимые правила и каноны. Впрямую написал почти всё. Про психоз. Про шизофрению. С доказательствами. Со ссылками на учебники. С предлагаемым планом лечения и реабилитации. С прогнозами…
Единственное, что опустил, — роль материнских инстинктов в картине. Если написать, а прочитает не в тот период — кошмар будет. Может попробовать даже родить ребёнка от этого мерзавца, а вот тогда — уж точно пипец. Без вариантов.
Не поверит, конечно. Но что ещё делать? А вдруг поверит? Первое правило спасателя — не прекращать реанимацию, пока не появятся неопровержимые признаки смерти…
А может быть, я тоже уже с ума сошёл? Умные люди — говорят, что шиза — заразительна не хуже триппера…
Та-а-ак. Где у меня телефон?
– Лёш, у меня есть к тебе один дурацкий вопрос.
– Попробуй задать — может быть, и отвечу.
– Лёш, мы тут выясняли, откуда у меня твоя визитка… Вроде бы — выяснили. А всё равно оно не объясняет, откуда мне твой фейс был настолько знаком.
– Не знаю. Мне твой — только по фотографиям в книжке.
– А вот вспомни. Самое начало двухтысячного года. Ты в то время не шастал ли по Сьянам?
– Как раз в то время — часто туда забрасывался, а что?
– А вокруг Рэя не крутился, который в гроте Шайтан тогда обитал?
– Это где часы на стене настоящие? Крутился…
– А не ты ли в числе прочих туда заглядывал, когда мы с Олегом впервые заглянули в гости к Рэю? Олег — поколоритнее меня, такой полный, седой, борода окладистая…
– Что-то вспоминается в этом роде…
Вот так вот. И здесь замкнулось.
А вот другие умные люди говорят, что шиза — штука наследственная…
Кому верить?
Ответа — нет.
В смысле — на письмо тоже нет.
Майн готт, как больно.
Мои электронные адреса — у Ленки в «чёрных списках» почтовой программы.
Что дальше?
А дальше — вот что.
Потом, очень быстро — она опять с ним поссорилась.
Опять помирилась.
Опять странное началось.
А потом…
Потом?
Потом — будет суп с котом.
Когда жратва вдруг кончится.
На Пинеге.
Тринадцатого марта.
В пещере Олимпийской.
Что на Железных Воротах.
И кто нас там встретит?
Que sera… Кто бы знал…
Вдруг исчезает музыка. Если бы не акустика — можно было бы подумать, что усилители вдруг вышибло. Пригасает рампа. Прожекторы высвечивают на заднике корявую надпись в стиле граффити «Уважаемые зрители, большая просьба не аплодировать. Но если вдруг кому нехорошо — в спинках сидений перед вами имеются гигиенические пакеты».
Актёры, вдруг замершие в тех позах, в которых были, и прервавшие партии на полуслове, молча, смотря только себе под ноги, в произвольном порядке по одному покидают сцену.
Занавес не закрывается.
Из оркестровой ямы на сцену, нелепо задирая ноги, вылезает дирижёр. Обводит зал отсутствующим взглядом, с видимым отвращением вытаскивает изо рта бычок, кидает на сцену, растирает ногой, смачно на него плюёт. Разворачивается и уходит целеустремлённой походкой, глядя прямо перед собой.
Занавес остаётся открытым.
К О Н Е Ц