— Позволите настоять, госпожа?
У неё вмиг пересохло в горле. Капитан «Призраков» обладал непревзойдённым талантом появляться из ниоткуда в неожиданные моменты. Словно не из теней выныривал, а составлял с ними единое целое.
— Не смогу отказать моему рыцарю, – благодушно отозвалась она. Голос предательски дрогнул в конце.
Элерт прошел мимо стражей и предложил ей руку. В фантомном свете луны его черты делались мягче, что ни на толику не убавляло опасной привлекательности. Смотрел капитан по-прежнему остро. Игнорируя правила этикета, Эйвилин не положила ладонь на сгиб его локтя; вместо этого с детской беззаботностью переплела свои пальцы с его. Ребёнком она не смущалась этого жеста – повзрослев, с трудом справлялась с волнением и тщательно следила за дыханием.
К её радости, Элерт не высвободился, прикрывшись стеной статусов. Напротив – с нежностью накрыл ладонь второй рукой. В груди трепетало застигнутое врасплох сердце.
— Моё маленькое Высочество намерено увидеться с таинственным пианистом?
Она кивнула, снова вспыхнув от обращения. Сколько она себя помнила, без свидетелей Элерт называл её именно так: сначала из дружеской дозволенности, потом из привычки и малость из вредности – к двенадцати годам она принялась оспаривать титул «маленького Высочества». Война велась три года – до сих пор Эйвилин с позором проигрывала.
— У тебя не увольнительная?
Вопрос, в самом деле, ответа не требовал. Со встречи в саду он собрал волосы в хвост, сменил камзол на мундир, прикрепил ножны к поясу – образцовый капитан на службе императора. О юноше в полурасстёгнутой рубашке, которого она застала за чтением днём, напоминал лишь хитрый прищур.
Догадавшись, должно быть, о поводе для её вопроса, он улыбнулся.
— Ваш отец увольнительными не разбрасывается. Боюсь, Вы застали меня отлынивающим от работы. Каюсь, каюсь. На следующей неделе включу этот пункт в исповедь для отца Церкви.
— Почему на следующей?
— На этой я планирую напиться. Непростительный грех – соваться на богослужение нетрезвым.
Эйвилин засмеялась и легонько ткнула его в бок. Робость от компании по щелчку развеялась шутливым тоном беседы.
— Слышал бы тебя отец!
— Ответственному слуге положен отдых.
— «Ответственный слуга» сегодня прохлаждался под виноградником вместо выполнения поручений, – напомнила девушка.
— Вздумали обратить моё же признание против меня? Жестоко.
В его словах не было ни намёка на укор. Искры веселья плясали в инеевых глазах. Передавшийся Эйвилин азарт играл с ней злую шутку: она рискнула ступить на тонкий лёд.
— Готова продать молчание.
Элерт бросил на неё быстрый нечитаемый взгляд. Хмыкнул.
— Почему-то Ваша решимость пугает меня больше, чем должна. Вряд ли Вы попросите денег. Цена вопроса будет такова, что при худшем исходе мне оторвут голову, верно?
— Угадал, – прошептала принцесса и прикусила язык.
От смеха капитана в груди вновь поднялось пьянящее воодушевление. На секунды мысли затопило желание попросить поцелуй. Оно растеклось по рассудку масляной пеленой, вынуждая украдкой рассматривать профиль молодого человека, очерченный голубым сиянием луны: от жёстких линий скул до улыбающихся губ. На секунды – обманчивые и будоражащие – ей почудилось, что он не отвернётся.
— Отведи меня в город на фестиваль, – наконец произнесла она.
Внутри неприятно заскреблось разочарование. Она мечтала выбраться из дворца без стражи, без фрейлин, оставить корону в ящике стола и надеть простое платье. Мечтала много лет, воображала приключения – куда без памятных происшествий! Однако горечь упущенного варианта мешала насладиться смелостью поступка.
— Неравнозначный обмен, – качнул головой Элерт. – Не обещаю.
— Мой рыцарь струсил? – с вызовом бросила принцесса. Ощутимо кольнул страх: оснований для отказа капитан имел предостаточно.
— Взвешиваю «за» и «против».
За разговорами они незаметно добрались до музыкальной залы. Капитан слегка надавил на дверь: заходить он не торопился. Теперь в его выражении явственно различалась издёвка.
— Моё маленькое Высочество дало мне компромат и даже не заметило. За чтение на службе в башне не запрут.
От возмущения у Эйвилин перехватило дыхание. Император самовольных отлучек из дворца не терпел: пожалуй, это – исключительная вещь в мире, за которую она попадала под гнев венценосного родителя.
— Ты не выдашь!
— Запретите мне, – по-мальчишечьи озорно подмигнул ей Элерт.
— Запрещаю!
Бесшумно распахнулись створки, и молодой человек втянул принцессу в залу. Мелодия дрогнула. Оборвалась.
— Ваше Высочество.
Из-за рояля поднялась Лессия. Лента не стягивала её волосы, поэтому золотые кудри свободно струились по спине и плечам. Юбка не прикрывала босых стоп.
— Я разбудила Вас? Извините: совсем забыла, что чары не действуют.
Эйвилин и прежде заставала подругу в поникшем настроении. Грусти она предавалась нечасто, и, случись ей справляться со слезами, причина за тем лежала весомая.
Гонимая дурным предчувствуем принцесса приблизилась к ней. Элерт в круг света не последовал – для Лессии его присутствие не обратилось тайной; уголки губ дрогнули то ли в подавляемой улыбке, то ли в тщательно скрытой гримасе боли.
— Лессия…
Она опустилась на стул, пробежала пальцами по клавишам.
— Завтра я еду знакомиться с семьёй будущего мужа.
Музыка – скорбная, тягучая – снова закружилась по сонным комнатам.
— Так скоро?
Звучание незнакомой мелодии вытягивало из легких воздух. По телу пробежали мурашки.
— Он знатен, богат. Ему пророчат карьеру генерала. Мне незачем переживать.
Ни слезинки. Вместо неё плакала музыка.
Эйвилин присела рядом и обняла. Не утешала – бесполезно, никчёмно говорить о поддержке, когда они обе – заложницы положения. Их жизнь определял статус. И любить им полагалось по договору.
Капитан молчал. Ничто не выдавало его смятения, кроме вертикальных морщин между бровей.