Хотение! Превосходное слово! Gana – по всей вероятности, слово германского происхождения, хотя испанский это самый латинский из всех языков латинского происхождения, даже в сравнении с итальянским он гораздо ближе к латыни и содержит в себе гораздо меньше элементов германского происхождения, gana это нечто близкое хотению, жажде, голоду. Существует великое множество самых разнообразных хотений – можно хотеть есть, пить, можно, наоборот, хотеть избегать излишеств в еде и питье. Можно хотеть работать и можно хотеть ничего не делать. А кто-то может сказать и так: «Неправда, что я не хочу работать, я хочу не работать». Но хотение не делать что-либо есть нехотение. Мужество кончается самоуничтожением, оно встает на путь безбрачия, на путь скопства. Именно волюнтаристы чаще всего страдают абулией.[75]
Как много и красиво можно рассуждать о духовном сладострастии! Об этом сладострастии одинокого онаниста вроде несчастного Юсмана,[76] который тоже агонизировал в поисках монашеской христианской веры, веры отшельников, отказавшихся от брака и телесного отцовства. «Не хочу и все тут», – сказал один испанец. И прибавил: «Хотение не идет из моего… мужского естества» (это, конечно, эвфемизм). Но что же все-таки является источником хотения?
Как я уже сказал, хотение не есть способность интеллектуальная, и хотение может привести к не-хотению. Вместо воли оно порождает не-волю, noluntad от nolle, не хотеть. А не-воля, дитя не-желания, ведет к ничто.
Ничто, nada! Вот еще одно испанское слово, полное жизни и бездонных резонансов. Бедняга Амьель,[77] еще один агонизирующий одиночка – и как же мучительно он старался преодолеть в себе свое мужское естество! – в своем Личном дневнике писал это слово по-испански. Ничто! Это и есть то, чего достигает вера мужества и мужество веры.
Ничто! Так возник тот своеобразный испанский нигилизм (лучше было бы назвать его надизмом, чтобы подчеркнуть его отличие от русского нигилизма), который намечался уже у Святого Хуана де ла Крус,[78] получил довольно слабое выражение у Фенелона[79] и мадам Гюйон,[80] и, наконец, назвался квиетизмом в устах испанца – арагонца Мигеля де Молиноса.[81] Но лучше всех выразил суть надизма художник Игнасио Сулоага.[82] Показывая одному из друзей свой портрет сапожника из Сеговии, безобразного, как уроды Веласкеса, отвратительного и сентиментального карлика, он сказал: «Понимаешь, ведь это истинный философ!.. Он ничего не говорит!». То есть дело не в том, что он говорит, что ничего не существует или что все в конце концов обратится в ничто, а именно в том, что он ничего не говорит. Быть может, он был мистик, погруженный в темную ночь духа Святого Хуана де ла Крус. Быть может, и все уроды Веласкеса – тоже мистики того же рода. Не является ли наша испанская живопись совершенным выражением нашей мужественной философии? Сапожник из Сеговии, ничего не говоря ни о чем, освободился тем самым от самой обязанности мыслить; перед нами истинный свободомыслящий.
Итак, что такое вера мужества? Есть нечто такое, что лучше было бы назвать не верой и не волей к вере, а хотением верить. Это последнее исходит из плоти, которая, согласно Апостолу, желает противного духу (Гол., V, 17). Даже когда он говорит о воле, действующей в тех, кто живет по плоти, Θελήματα τηζ σαρκόζ (Ефес, И, 3), по той самой плоти, от которой вся тварь совокупно стенает и мучится до ныне (Рим. VIII, 22). Но, несмотря на это, следует сеять плоть. И в то же самое время следует сдерживать мужское естество, чтобы рождать детей по духу. Которыми же мы спасемся: детьми по плоти в воскресении плоти или детьми по духу в бессмертии души? И разве эти вещи не противоречат друг другу?
Однако, согласно Святому Бернарду, этому предтече францисканского естественного благочестия, столь снисходительного к «брату свину», то есть к плоти, плоть – очень добрая и верная подруга доброго духа, «bonus plane fidusque comea caro spiritui bono» (De diligendo Deo, cap. XI). И надо ли напоминать mens sana in corpore sano[83] Ювенала? Но может быть совершенно здоровое тело имеет душу, погруженную в ничто, подобно душе сапожника из Сеговии.
75
Абулия (от α – отрицательная частица и греч. βουλή – воля, болезненное безволие, отсутствие желаний и побуждений к деятельности).
76
И.К.Юсман (1848–1907) – французский новеллист. В своем творчестве эволюционировал от натурализма к христианскому мистицизму.
77
78
Святой Хуан де ла Крус (1542-91)
79
Франсуа Фенелон (1651–1715) – французский прелат и писатель либерального направления мысли. В книге «Диалоги мертвых», а также в утопическом романе «Приключения Телемака» высказывает идеи квиетизма; выступил в защиту Ж. М. Гюйон, осужденной церковной комиссией, возглавляемой Боссюэ, за «безнравственное еретическое учение» – квиетизм.
80
Ж. М. Гюйон (1648–1717) – последовательница Молиноса во Франции, была осуждена за свои взгляды церковью и заключена в Бастилию.
81
Мигель де Молинос (1628-91) – испанский гетеродокс. Его доктрина, изложенная в книге «Духовный путеводитель» (Рим, 1675), легла в основу квиетизма. В 1685 г. Молинос был заключен в тюрьму, а 68 тезисов квиетизма – осуждены как ересь Римской Католической Церковью. В квиетизме, учении, возникшем внутри католицизма и доводящем идеал пассивного подчинения воле Божией до требования быть безразличным к собственному спасению, Унамуно видит одно из свидетельств самоуничтожения воли χ вере, в котором проявляется «агония» католицизма.
82
Игнасио Сулоага (1870–1945) – испанский живописец, творчество которого тесно связано с идеологическим комплексом «поколения 98», в рамках которого передовой испанской интеллигенцией конца 19 – начала 20 вв. осуществлялась самокритичная рефлексия испанской национальной традиции. Создал грандиозный живописный образ «черной Испании» – уродливой, мрачной, но величественной. По отзывам современников, его картины действовали так же, как произведения Барохи, Асорина, Унамуно, Ортеги. Об идеологическом характере живописи Сулоаги см.: Тертерян И.А. Испытание историей. Очерки испанской литературы 20 века. – М., 1973. – С. 39–40.