В словах старого мудрого горца мне открылся истинный смысл трагедии первородного греха, а вместе с тем и трагедии христианства, истинное значение догмата о Непорочном Зачатии Пресвятой Девы Марии. Мать Бога, который воскрешает из мертвых, должна быть свободна от первородного греха.
В словах старого мудрого горца мне открылось также истинное значение агонии нашей цивилизации. И я вспомнил про Ницше.
Но действительно ли этот грех плоти – самый гнусный из человеческих грехов? Является ли он поистине первородным грехом?
Для Святого Павла самый гнусный грех – корыстолюбие, и по той причине, что корыстолюбие состоит в подмене цели средством. Но что есть средство? И что есть цель? В чем цель жизни? Есть корыстолюбие духа, и есть корыстолюбие материнства и отцовства.
Кант в качестве высшего морального принципа выдвинул требование, чтобы мы относились к ближнему как к цели в себе, а не как к средству. Таков был его способ толкования заповеди: «возлюби ближнего твоего, как самого себя». Но Кант был неженат, он был монах в миру, он был духовный корыстолюбец. Был ли он христианином? Возможно, к себе самому он и впрямь относился как к цели в себе. Человеческий род закончился на нем. «Возлюби ближнего твоего, как самого себя». Но как же должно любить самого себя?
И вот, вместе с этим ужасным физическим недугом возникает еще один недуг, недуг психический, плод духовного корыстолюбия – зависть – каинов грех. Согласно Данте, зависть – грех Каина, Иуды Искариота, Брута и Касио. Каин убил Авеля не по причине экономической конкуренции, а из зависти к милости Божией, которая досталась Авелю, и Иуда предал Учителя не за тридцать сребреников, а из зависти: Иуда был духовным корыстолюбцем, а потому и завистником.
Я пишу эти строки вдали от моей Испании; но моя Испания, дочь моя, Испания воскресения и бессмертия, она здесь, со мною, в этой моей Франции, которая питает плоть мою и дух мой, мое воскресение и мое бессмертие. Вместе с агонией христианства я чувствую в своей душе агонию моей Испании и агонию моей Франции, и я говорю, за Испанию и Францию, а в их лице и за все – христианское и нехристианское – человечество: «Да приидет Царствие Божие… Пресвятая Дева Мария, Матерь Божия, молись за нас, грешных, на сей час и в час нашей смерти…». Сейчас, сейчас, ибо час сей – это час нашей агонии.
«Христианство, оно, как холера, проходит по земле, чтобы унести с собою нескольких своих избранников, а затем исчезнуть без следа». Эти слова отец Гиацинт услышал от М. Газье, последнего из янсенисгов, на одном официальном ужине 25 января 1880 г. Ну а цивилизация, она разве не болезнь, которая уносит с собою своих избранников, ввергая иx в безумие? В конце концов, людей эта холера уносит очень быстро. Для М. Газье христианство было одной болезнью, а цивилизация – совсем другой. Но в сущности это все одна и та же болезнь. А болезнь – это не что иное, как внутреннее противоречие.
Я пишу эти строки – повторяю я вновь – вдали от моей Испании, матери и дочери моей – да, вот именно, дочери моей, ибо я один из отцов ее, – и пишу я иx в то самое время, когда Испания моя агонизирует, а в ней агонизирует христианство. Она вознамерилась распространить католицизм мечом, объявила крестовый поход, и мечом погибнет. Мечом отравленным. Агония моей Испании это и есть агония моего христианства. Также как агония моего кихотизма это и есть агония Дон Киxoта.
Недавно в Вера были гарротированы несколько несчастных, которых перед этим военный Трибунал признал, невиновными. Они были гарротированы потому, что этого требует воцарившийся террор. И хорошо еще, что не были расстреляны! Ибо когда я однажды сказал нынешнему королю Испании – а на дворе у нас нынче суббота, 13 декабря 1924 г., – что пора бы уже покончить со смертной казнью, дабы покончить наконец с палачами, то он мне ответил: «Но эта казнь существует почти повсюду. Во Французской республике, например, она тоже есть, и хорошо еще если без кровопролития…! «. Он имел в виду гарроту в сравнении с гильотиной. Но Христос агонизировал и умер на кресте – с кровопролитием, и тогда пролилась кровь искупления. Вот так и моя Испания агонизирует и умрет, быть может, на кресте, от меча и с кровопролитием… Прольется ли и теперь кровь искупления? Поживем – увидим. Быть может, вместе с кровью из нее вытечет и яд, испортивший ей кровь.