Рассмотрим конкретные случаи образования ППБ и их революционного преодоления в истории отдельных наук.
Начнем с астрономии.
С незапамятных времен люди научились наблюдать движение небесных светил по небосводу. У них даже не могло возникнуть сомнения в том, что движутся именно Солнце и звезды, а что Земля, на которой мы живем, неподвижна. Здесь особенно прочно утвердился ППБ, преграждавший переход от видимости к действительности.
Вместе с тем этот ППБ позволял накапливать фактический материал, касающийся небесных явлений, составлять и вычерчивать извилистые и зигзагоподобные пути планет, включая их «попятное движение», которое они будто бы совершают, двигаясь не вокруг Солнца, а якобы вокруг Земли.
Такова была геоцентрическая система Птолемея, просуществовавшая до XVI века.
Н. Коперник, опираясь на фактический материал птолемеевской астрономии, перевернул картину мироздания на обратную: в центре нашего мирового острова он поместил не Землю, а Солнце, вокруг которого обращаются Земля и другие планеты. Нам это только кажется, что мы стоим на месте, а вокруг нас обращаются Солнце и звезды. В действительности же как раз наоборот: наша Земля вместе с нами обращается вокруг собственной оси (суточное движение) и вокруг Солнца (годовое).
Это открытие вызвало, как известно, целую революцию в науке, суть которой состояла в преодолении первого ППБ, мешавшего переходу от старого, геоцентрического учения к новому, гелиоцентрическому. Н. Коперник хорошо разъяснил источник познавательно-психологической ошибки прежнего учения: когда мы стоим на палубе отходящего от берега корабля (при тихой погоде), то нам кажется, что не мы отъезжаем от берега, а берег — от нас.
Так в середине XVI века был преодолен первый ППБ в науке. Однако его защитники бешено сопротивлялись, жестоко преследуя сторонников нового учения (вспомним судьбы Джордано Бруно и Г. Галилея).
В механике XVII–XVIII веков мы видим такую же картину, хотя в деталях она весьма отлична от предыдущей. Здесь тоже за видимостью механических явлений скрывались их законы, которые не были даны чувственно. Например, еще Аристотель полагал, будто различные тела падают на землю с различной скоростью: легкие — медленнее, тяжелые — быстрее. Но Г. Галилей доказал обратное — что все тела падают на землю с одинаковой скоростью, но что воздух задерживает падение легких тел.
Таким образом, и здесь был преодолен ППБ, разделявший видимое и действительное и тормозивший переход от первого ко второму.
Особенно впечатляющим был все тот же ППБ, сложившийся в химии и прочно вошедший в сознание человека со времен открытия способа получения огня. Казалось бы, не может быть никакого сомнения в том, что горение есть распад тел: ведь всякий непредубежденный человек, видя, как горят дрова в печи или хворост в костре, а тем более наблюдая пожар, видит непосредственно, как распадаются на части горящие предметы, как буквально рушатся деревянные постройки и т. д. При этом он не может не заметить, что из горящих предметов вырывается яркое пламя и темный дым, а потом остается пепел. Человеку наблюдения как бы подсказывают, что горение есть распад тела на три его более простые составные части: пламя (огонь), дым и пепел (золу). Так убедительно свидетельствует непосредственная видимость.
Начиная с далекой древности, когда огонь рассматривался в качестве одного из первоначал мироздания или даже единственного его первоначала, в сознание людей твердо вошел и удерживался до конца XVIII века ППБ: горение есть распад тел, гореть могут только сложные тела.
На протяжении целых столетий эта идея, отождествлявшая видимость с действительностью, видоизменялась в деталях, но сохранялась в своей основе неизменной.
Она выступала в качестве признания так называемой «философской серы» у алхимиков и ятрохимиков в средние века, в качестве признания «горючей земли» — в учении Бехера в XVII веке, в качестве мифического флогистона — материи огня — у Шталя в XVIII веке.
В рамках таких представлений накапливался опытный материал, необходимый для того, чтобы флогистонное учение могло быть «перевернуто», поставлено с головы на ноги, что и осуществил в конце XVIII века А. Лавуазье, создавший кислородную теорию.
Это была первая химическая революция, доказавшая, что горение не есть распад горючих тел, а есть соединение их вещества с кислородом.