Это означает, что, учитывая типичный для химиков того времени (в том числе и для Т. Томсона) ход мышления, Дж. Дальтон построил свою информацию по следующей общедоступной схеме: сначала — непосредственные данные химического анализа, затем — выявление эмпирической закономерности и, наконец, — ее теоретическое объяснение.
Короче говоря, сначала эмпирия, а затем теория как ее объяснение и обобщение. Такой путь, как правильно рассчитал Дж. Дальтон, должен был быть самым понятным химикам, доступным их пониманию.
О том, что именно так была построена первая информация Дж. Дальтона, мы можем судить по публикациям Т. Томсона о состоявшейся его беседе с Дж. Дальтоном. Во всяком случае, именно так Т. Томсон воспринял рассказ собеседника о том, как была открыта химическая атомистика. И хотя потом сам же Дж. Дальтон в лекции, прочитанной в 1810 году, подробно рассказал о том, как было сделано им данное открытие, а именно, что теория не последовала за эмпирией, а предшествовала ей и указывала ей путь, тем не менее все химики как один восприняли версию Т. Томсона. Нюансы допускались лишь в том отношении, анализ каких именно соединений привел Дж. Дальтона к открытию закона кратных отношений и его последующему объяснению с помощью атомистики. И так продолжалось на протяжении всего XIX столетия вплоть до самого его конца, когда Э. Роско и А. Гарден опубликовали в книге «Новый взгляд на происхождение атомной теории» (по дневникам и записям Дальтона) истину о том, как было сделано это открытие.
Это пример того, как в сознании ученых прочно застревает та версия, которая соответствует стилю и методу их собственного мышления (от эмпирии к теории), именно потому, что эта версия кажется им наиболее правдоподобной и естественной, тогда как истинная история открытия (от теории к эмпирии) кажется искусственной и надуманной.
Вопрос о том, каким путем совершается открытие и как затем строится информация о нем, имеет большое значение для разработки общей теории научно-технического творчества. Можно сказать, что в ходе открытия психологически оправданно и объяснимо включаются различные моменты, помогающие работе изобретательской или научной мысли, но не сохраняющиеся в итоге работы, а потому отбрасываемые в ходе информации об этом ее итоге. Здесь мы имеем дело со своего рода «строительными лесами», без которых было бы невозможно возводить здание, но которые в ходе постройки становятся излишними и даже мешающими его правильному использованию.
Освобождение же выстроенного здания от психологических «лесов» (что мы видим уже при первой информации об открытии) осуществляется с помощью логики. Именно логика показывает (в отличие от психологии) не то, как работала мысль ученого или изобретателя в поисках истины, двигаясь логически наиболее коротким путем. Это мы видим, в частности, в том случае, когда работу интуиции (после ее свершения), то есть получение непосредственного умозаключения, мы начинаем логически обрабатывать, выявляя в ней скрытые звенья последовательного хода рассуждений, которые творческая мысль смогла «проскочить» с помощью интуиции.
Таким образом, и здесь мы видим своеобразное соотношение между логикой и психологией при рассмотрении истории научных открытий и технических изобретений.
Во всяком случае, вся эта проблема имеет исключительно важное значение для разработки общей теории научно-технического творчества. Тут никак нельзя упускать из виду ни логической, ни психологической стороны вопроса, надо брать их в единстве и взаимодействии.
ГЛАВА 12
Анализ творческой деятельности
Принцип дополнительности в его познавательно-психологической трактовке. В нашей совместной работе с Н. Гиндилис был рассмотрен вопрос о том, можно ли перенести из области квантовой физики в область психологии боровский принцип дополнительности? Такая идея возникла у Н. Гиндилис, а затем мы подробно разработали ее применительно к психологии научного творчества. Мы убедились, что принцип дополнительности, понимаемый в весьма широком смысле, действительно имеет место в названной области психологической науки, причем здесь он выступает двояко: во-первых, как требование преодоления барьера, разобщающего различные стороны единого научного исследования, которые должны быть связаны между собой; во-вторых, как требование обеспечения преемственной связи между различными поколениями ученых.