Дополнительность ученых по специальности может носить и несколько иной характер: она может проявляться в том, что у одного ученого развита способность выдвигать новые идеи при недостатке умения обрабатывать их литературно, а у другого — как раз наоборот: умение прекрасно оформлять идеи своего напарника. Так выступал принцип дополнительности в содружестве двух физиков-теоретиков: Л Ландау и Е. Лифшица. О них шутили, что в их книгах нет ни одной мысли, принадлежащей Лифшицу, и ни одной строчки — Ландау. О их совместной книге Е. Лифшиц сказал: «Перо было мое, мысли — Ландау».
Второй тип проявления принципа дополнительности предполагает взаимодействие между учителем и учеником, зачинателем научного направления и его продолжателем, а шире — между двумя поколениями ученых — старшим и младшим.
Если в предыдущем случае разделяющий барьер преодолевался путем объединения представителей разных специальностей или «жанров» научной работы, то в данном случае барьер, разделяющий поколения, преодолевается созданием научных школ. Здесь в неменьшей степени действуют те условия, о которых сказано выше и соблюдение которых обеспечивает успешное осуществление принципа дополнительности.
Когда речь идет об отношениях между учителем и учеником, руководителем и молодым исполнителем работы, исключительно важное значение приобретает вопрос о том, не присваивает ли себе представитель старшего поколения труд своего младшего сотрудника. Такое явление, типичное для капиталистического общества, к сожалению, имеет место в отдельных случаях и у нас.
Между тем нужно ясно понимать, что молодой начинающий ученый, встретивший е самого же начала на своем творческом пути подобное отношение к себе, легко может выработать в своем характере склонность в будущем так же относиться к труду своих будущих молодых помощников.
Напротив, особенно ценны образцы бережного, заботливого, а главное, бескорыстного и честного отношения маститых ученых к своим молодым помощникам. В этом случае барьер между поколениями может считаться преодоленным.
В конце XIX века выдающийся химик, близкий друг К. Маркса и Ф. Энгельса К. Шорлеммер, член Лондонского Королевского общества (что равносильно Академии наук), пригласил из Германии в Манчестер молодого студента в качестве своего помощника. Он оплатил его проезд и пребывание в Англии, дал тему и создал все условия для ее выполнения, а когда работа была закончена, то опубликовал ее за подписью студента. Это вызвало недоумение у английской профессуры, по мнению которой К. Шорлеммер купил за свои деньги всю эту работу, а потому имел полное право опубликовать ее только за одной своей подписью.
Буржуазные ученые нередко критерий купли и продажи и денежных расчетов привыкли вводить и в область науки, что вполне соответствует общим воззрениям общества при капитализме. Между тем истинные ученые никогда не допустят того, чтобы использовать денежный критерий или служебную зависимость подчиненных им сотрудников в качестве возможности присваивать себе чужой научный труд.
Образцом бережного, заботливого, поистине отеческого отношения к молодому поколению будущих ученых может служить известное письмо академика И. Павлова к молодежи, написанное им незадолго до смерти. Это письмо — образец общения великого ученого не только со своими молодыми учениками и последователями, но и со всеми, кто хочет посвятить свою жизнь науке. И в сознании молодежи будут всегда звучать слова их учителя о том, что наука требует от ученого всей жизни.
Замечательным образцом педагога и исследователя был Д. Менделеев. Все свои работы он создавал личным трудом и каждый раз обязательно оговаривал, если кто-нибудь ему помогал в этом. Его «Основы химии» могут служить примером того, как он воспитывал в своих слушателях любовь и преданность науке, бескорыстное стремление к познанию истины.
К великому сожалению, среди современной ему русской молодежи, не говоря уже об иностранной, было мало таких будущих ученых, способных продолжить разработку основного открытия Д. Менделеева и всего его учения о химических элементах. Отрицательную роль при этом играло и то обстоятельство, что многие химики старой школы долгое время не принимали периодического закона, не понимая его глубокого смысла, его сущности. Еще 10 лет спустя после сделанного открытия (в 1879 году) Дмитрий Иванович признавался, что ему самому следовало бы теперь дополнить то, чего еще не хватает для более полной разработки периодического закона: «Но сейчас я поглощен другими интересами и должен предоставить заботу о развитии этого вопроса будущему и новым силам, которые, надеюсь, постараются дать первым обильным плодам периодического закона новое философское обобщение, оперев его на устои, подкрепленные новыми опытами…»