Чем же объяснить симпатии части нашей интеллигенции к католицизму, этот психологи-ческий феномен? Люди на словах требуют свободы и в то же время избирают конфессию самой крайней централизации, которая в этом отношении по своей структуре превосходит абсолютную монархию. Деятели, проповедующие равенство людей и достоинство человека, умиляются перед той религиозно-исторической организацией, которая, образно говоря, забрызгала кровью всю карту мира. Люди, требующие гарантий человеческих прав, одобряют структуру, где не только народ, но даже церковные соборы не имеют реальных прав в вопросах веры: они обязаны воспринимать решения одного лица, стоящего на вершине пирамиды, как непрекращающиеся пророчества, не отличающиеся по достоверности от Священного Писания. Люди, которые так строго судят православных священников и иерархов за их слабости и ошибки, мнимые и действительные, как будто рассматривая их через увеличительное стекло, в то же время забывают об уже не человеческих, а дьявольских преступлениях Борджиа412 и других чудовищ на папском троне. Люди, которые упрекают Церковь в недостаточной духовности, в то же время забывают о той узаконенной системе лжи, которая является органичной частью Ватикана, - это орден иезуитов, который, кроме борьбы с еретиками, обучения юношей и т.д., исполняет роль политической и идеологической разведки Ватикана и действует средствами обычными для спецслужб - внедрением в государственные и общественные структуры. В народном сознании слово «иезуит» стало означать беспринципного, лживого, лицемерного человека, готового идти на все для достижения поставленной цели. Эти люди забывают о связи Ватикана с такими оккультными союзами как орден Мальтийских рыцарей и дипломатическую игру с антихристианскими силами.
Что же все-таки привлекает нашу творческую интеллигенцию в католицизме? Прежде всего то, что Православие духовно, а католицизм душевен. Чтобы стать православным, надо внутренне изменить себя, поставить перед собой другую, непривычную шкалу ценностей, в которой то, чем жил интеллигент, окажется где-то внизу. Здесь надо, выражаясь образно, пробить стену привычного и видимого, чтобы оказаться способным воспринять в сердце своем свет духовного мира. Католицизм позволяет человеку сидеть, как птенцу в яйце, в скорлупе своих прежних страстей е привычек, ограничиваясь каким-то поведенческим и религиозным минимумом. Католицизм - это компромисс между духом и душой, где победила душа, между религией и мирской культурой, где образовался какой-то странный гибрид с неопределенной меняющейся формой.