Компьютер завоевывает все новые пространства человеческой души, иссушая и порабощая ее. Человек сначала добровольно, а потом невольно оказывается в плену у машины, где нет живых отношений даже в той форме, которые существовали между человеком и животными. Раньше были сказки, персонажами которых были звери; теперь появились новые фантастические сказки о взбунтовавшихся компьютерах, которые стали неуправляемыми и неконтролируемыми.
Машиной можно пользоваться, но ее нельзя любить. Технократическая система изменяет менталитет человека, и он относится к окружающим его людям как к машинам, от которых надо защищаться, или же ими можно пользоваться. В мире компьютеров нет места человеческой личности, а в душе человека - места для Бога. Компьютер убивает интеллект, поэтому мы предполагаем, что через несколько поколений сама интеллигенция исчезнет, как вымерли мамонты в ледниковый период. Останутся узкие специалисты, как надсмотрщики над машинами, которых ничего не будет интересовать, кроме собственных аппетитов. Власть над машинами не принесет им счастья, и в своем эгоизме они будут похожи на узников, родившихся в тюрьме. В книге Ездры написано, что земля будет рождать чудовищ244.
Жизнь человека без любви неестественна, поэтому он не может удержаться даже на уровне биологизма. Потеряв способность любить, он впадает в состояние стертого безумия и различные патологии. Позитивизм практически переходит в демонизм. Только христианство, дарующее человеку любовь и учащее его любить, может освободить человечество от перспективы коллективного безумия, маний и фобий. Среди душевнобольных уже появился особый вид фобий: больному кажется, что какие-то скрытые аппараты направляют на него смертоносные радиоактивные лучи...
Теперь о другом вопросе, касающемся современной философии. Почему Гегель стал «властителем дум» интеллигенции XIX столетия и инерция его влияния продолжается до наших дней? Даже Маркса в какой-то степени можно назвать гегельянцем, только отразившим в своем учении концепции Гегеля, как отношение негатива к позитиву, или, говоря по-другому, Маркс похож на комсомольца, который, «раскулачив» Гегеля, поселился в его доме и стал свободно распоряжаться его имуществом.
Если бы Гегель жил во времена Маркса, то он мог бы подать на него судебный иск, обвиняя в плагиате. Но вернемся к вопросу: в чем заключалось «обаяние» Гегеля для череды поколений интеллигенции? Нам кажется, в том, что его философия оказалась камертоном, который выявил диссонансы и противоречия в психической жизни интеллигенции. В его философии самым причудливым образом соединены друг с другом два противоречия, кажущихся антиподами: рационализм и агностицизм. Его система - апофеоз рационализма, в то же время сама концепция глубоко агностична: тезис порождает антитезис, и оба сливаются в синтезе. Этот этап борьбы завершается качественно новым состоянием - синтезом, той реалией, которая становится тезисом для нового антитезиса и так далее. Синтез - не количественный, а качественный итог, поэтому он всегда больше своих. элементов, так что каждая теория относительна, она должна смениться частным случаем другой, более общей теории, которая откроется нам в будущем.
Оккультизм, выразив себя через гегелевские категории, например антропософию, говорит о перманентных откровениях. В отношении религии гегельянство ломает все догматы, оно учит о релятивизме всех религиозных понятий. Человек теряет веру в Евангельские откровения, ожидая новых, качественно других. Религиозный скептицизм присущ иллюминатам, розенкрейцерам, другим оккультным обществам и тайным союзам, цель которых расшатать и затем уничтожить христианство.
Гегельянство - учение о непрекращающихся революциях как движущей силы истории. Это почувствовала интеллигенция, которая, не создав ничего позитивного, живет на волне вечного протеста. Не гегельянство покорило интеллигенцию, а в гегельянстве она увидела свое отражение. Даже крупные религиозные мыслители так называемого «серебряного века» философии не смогли преодолеть демонических чар диалектики, которая, по сути дела, является методологией логизации абсурда, в котором предрешена борьба с любым тезисом, как с любой константой, во имя утопического синтеза и философского хилиазма. Не истеричное ницшеанство245, а проникнутое логизмом гегельянство можно назвать упадком и декадансом философии.