В пустыне или затворе происходит сознательное ограничение внешней информации. Здесь разгружается механическая память и активизируется творческая память, связанная с эмоциональной памятью. Происходит освобождение души от груза лишней информации, и за счет уменьшения количества повышается качество обработанного и использованного материала.
Мы общаемся посредством символов. При загруженности механической памяти символ лишается эмоционального подтекста и коммуникативная дистанция между символом и символизируемым увеличивается. Слово отрывается от его смысла, оно становится плоским и однозначным. Теперь за человека значительную часть его умственной работы производит машина. Из-за этого постепенно деградирует и ухудшается творческая память человека, и в то же время обилие информации, доставляемое этими машинами, загружает механическую память человека и истощает его эмоциональную память. Если мы окинем взглядом литературу прошлых веков, то увидим, что многие переживания ее героев по сути Дела стали для нас недоступны. Мы эмоционально обеднили свою душу, и только страсти, как допинг, могут пробуждать ее.
Духовный мир имеет определенное подобие с земным миром, и поэтому язык символов позволяет нам через ассоциативные связи, подкрепленные мистическим чувством, иметь некое познание о том, что лежит за пределами сенсорных чувств и логизирующего рассудка. Простейшим символом является слово. Оно вводит нас в определенное бытийное поле, реальное или мысленное. Загруженность механической памяти не дает возможности человеку творчески осмыслить слово и эмоционально углубить его. Поэтому наше слово стало сухим и безжизненным; поэтому даже литература перестает интересовать людей именно потому, что у них понизилась способность сопереживать. Им более близки уже готовые картины.
Телевизор предлагает взамен книг образную имитацию действительности, притом насыщенную самыми грубыми страстями. Многочасовые телевизионные передачи еще более угнетают механическую память человека, наполняя ее огромным объемом информации, почти ненужной, а также подавляют его эмоциональную память посредством картин убийств, садизма и секса.
У современного человека пропадает чувство ассоциативной связи между предметами и событиями. У него исчезает чувство гармонии и красоты. В результате всего этого у наших современников молитва стала мертвой и поверхностной. Они говорят слова молитвы, не вникая в них, не переживая их эмоционально. Во время молитвы они похожи на тяжелобольного, который то приходит в сознание, то снова теряет его на продолжительное время. Только борьба со страстями может раскрепостить духовные чувства и религиозные интуиции, благодаря которым человек чувствует себя принадлежащим к двум мирам. Только жесткий отсев внешних впечатлений и информации дает возможность творчески перерабатывать те знания, которые приобретает человек, и те реалии, с которыми он встречается.
Безмолвие для пустынников и затворников было условием, при котором происходила гармонизация их душевных и духовных сил, когда механическая память служила творческой памятью, предоставляя ей нужный материал, а творческая память, как зодчий, воздвигала строение. Что происходит с пустынником? Когда он молится, то освобожденная творческая память соединяется с эмоциональной памятью и как будто в привычных словах молитвы с каждым разом открывает все новое. Слова молитвы настолько глубоки, что в них всегда будет открываться новое. Наши эмоции никогда не повторяются, поэтому во внутреннем переживании слова молитвы будут восприниматься как новое. Поэтому Иоанн Кронштадтский311 советовал читать молитву так, как будто ты читаешь ее в первый раз, чтобы активизировать творческую и эмоциональную память, придавленную прессом механической памяти. Для затворников каждое слово было новым не по форме, а по содержанию, поэтому их молитва была духовным творчеством, е изобретательностью, а раскрытием духовного потенциала, прикосновением к бездонной тайне метафизического бытия.
Мы говорили только об одной стороне человеческой молитвы, а другая - благодать Божия, которая очищает и одухотворяет душу человека, возводит ее еще ближе к совершенству, однако действует на человека настолько, насколько сам человек готов к принятию благодати. Поэтому молитва неразрывно связана со всей жизнью человека, с его духовной борьбой со страстями и грехом. В пустыне и затворе особенно ясно чувствуется душой неестественность греха и его непосредственная связь с демоническим миром. Для человека, потерявшего духовное чувство и живущего страстями, грех представляется в привлекательном виде, а последующее за грехом разочарование быстро забывается, и человек снова стремится быть обманутым собственной страстью. Механическая память, подавляя эмоциональную память, еще более дезориентирует человека и делает его беспомощным перед огненными испытаниями страсти.