Конечно, при сравнении науки и техники по уровню их развития мы допускаем некоторую условность. Говоря, что наука отставала от техники, мы имеем в виду, что наука еще не могла выдвигать перед техникой каких-либо новых проблем, указывать новые пути для технического прогресса. Она вынуждена была пока что ограничиваться решением простейших задач, которые в готовом виде ставила перед ней техника, где соответствующие силы природы были уже практически использованы. Речь же могла идти о том, чтобы теоретически обобщить накопленный практикой фактический материал.
Например, изобретение паровой машины (парового двигателя) в XVIII в. было осуществлено фактически без всякой помощи со стороны науки, методом проб и ошибок, т. е. чисто эмпирически. И только потом остро потребовалась помощь науки в улучшении работы паровой машины, чего не могла уже сделать техника своими собственными средствами.
Мы затронули здесь техническую или промышленную революцию XVIII в. Но было бы неправильно полагать, будто эту революцию совершила паровая машина (при всей важности ее изобретения). Суть этой революции заключалась совершенно в другом. Вспомним, что выше было сказано о трудовой теории антропогенеза, предложенной Ф. Энгельсом: труд создал человека, труд осуществлялся рукой и способствовал развитию мозга наших предков. Их рука играла роль одновременно и слуги, и учителя мозга. Революция же в технике состояла в том, что человек XVIII в. передавал техническим устройствам - станкам и машинам - производственные функции, которые до тех пор выполняли его собственные органы. Подобно тому как становление человека началось с трудовой деятельности его руки, так и суть технической революции XVIII в. заключалась в передаче станкам (механическим устройствам) функций руки: руки ткача, токаря, прядильщика и т. д. Освобождение руки рабочего от непосредственных производственных функций достигалось путем изобретения ткацкого, токарного, прядильного и других станков. А для того чтобы пускать их сразу в ход в рамках целого предприятия, требовался новый мощный двигатель, что и привело к изобретению паровой машины.
В XIX в. создается и быстро развивается крупное промышленное капиталистическое производство. Теперь наука мужает и решает назревшие очередные задачи техники и промышленности. Она уже оказывается в состоянии ставить и решать такие задачи, которые только еще вызревают в недрах промышленности и техники. Ярким примером может служить задача повышения коэффициента полезного действия (КПД) паровой машины. На первых порах он был очень низок. Вставала задача: определить, каковы пределы и условия для повышения КПД. В процессе поисков решения этой задачи в физике XIX в. была разработана механическая теория тепла, открыт механический эквивалент теплоты, создана термодинамика как особая научная дисциплина, разработана кинетическая теория газов, а в конечном счете - открыт закон сохранения и превращения энергии. Можно смело сказать, что в середине и второй половине XIX в. наука в своем развитии догнала технику и производство, которое становилось все более "онаученным". На этом фоне и развертывались научные революции II типа. Наконец, бурное развитие науки (с ее научными революциями) привело к тому, что в XX в. наука не только догнала, но и стала перегонять технику и производство, опережать их в своем развитии. На этом фоне и развернулись научные революции III типа, о чем мы скажем особо.
Подготовка научно-технической революции. Новейшая революция в естествознании, начавшаяся на рубеже XIX и XX вв., открыла новый, невиданно мощный источник энергии, заключенный в атоме. Человечество до тех пор никакого представления об этой энергии не имело. Ведь когда создавалась паровая машина, то люди за многие предшествующие тысячелетия с момента открытия способа получения огня путем трения прекрасно изучили обе основные формы движения (энергии), действующие в паровой машине, - механическую и тепловую. Поэтому и смогли изобрести такую машину. Ничего похожего не было теперь. Никаких сведений о свойствах внутриатомной энергии, о возможности управления ею, о ее законах не было и в помине. А между тем факт ее открытия должен был кровно заинтересовать технику и промышленность. Но чтобы подойти к решению возникшей задачи, ее использования на практике, необходимо было в кратчайшие сроки пройти тот исторический путь, который прошло человечество с момента открытия способа искусственного получения огня до XVIII в. Но как это сделать? И вот здесь на помощь технико-промышленной практике пришла наука. За предельно короткий срок (менее полувека) наука изучила свойства вновь открытой формы энергии, изучила ее своеобразие, нашла ее законы и условия образования, что явилось необходимой предпосылкой для решения задачи управления ею на практике. Если на все это науке потребовалось затратить не более 40 лет, то после этого, в течение двух-трех лет, техника смогла практически освоить достижения науки и пустить первые урановые котлы. Здесь налицо было явное опережение наукой развития техники. Однако это опережение нельзя ни в коем случае рассматривать как отрыв науки от техники и промышленности, подобно тому как в спорте бегун-лидер отрывается от остальных спортсменов. Повторяем, сам факт опережения техники наукой обусловлен тем, что техника, не имея возможности решать такого рода задачи сама, своими силами, толкает науку впереди себя ради своих собственных интересов.