Доктор биологических наук
А. Н. Студитский
О ВЕЛИКОМ УЧЕНОМ АТЕИСТЕ
Юность Ивана Павлова
За окном темень глухой осенней ночи. Тихо. Юноша смотрит, на отражение острого язычка пламени в оконном стекле, смотрит напряженно, сосредоточенно. С усилием отрывает взгляд, прерывая нить мыслей, и впивается в страницы книги, лежащей перед ним на столе.
«Вам, конечно, случалось, любезный читатель, присутствовать при спорах о сущности души и ее зависимости от тела…».
Так начиналась статья, которую он читал в этой — книге.
И словно прямо к нему обращались эти строчки. Сколько раз до глубокой ночи засиживались в этой светелке его товарищи, такие же неукротимые спорщики, как и он сам! Сколько горячих слов было сказано, сколько сил было потрачено, чтобы переубедить, переспорить друг друга, чтобы заставить одного признать правоту другого! Сколько мыслей, сколько мнений было высказано в этой маленькой комнатушке!
«Вам, конечно, случалось, любезный читатель…» Еще бы! И больше всего и чаще всего — именно о душе, о связи души и тела.
Понятно и просто это было только в далеком детстве. Бог сотворил человека и вдохнул в него бессмертную душу. Об этом говорилось в книге, которая называлась «Ветхий завет». Бессмертная душа и смертное тело — так устроены люди.
С возрастом появились сомнения. Бог сотворил человека. А кто же сотворил самого бога? Бог вдохнул в смертное тело бессмертную душу. А что такое душа?
Спросить было не у кого. Сомнение считалось вольнодумством, смертным грехом. Ответов искали в книгах.
Одни читали Фогта — книгу «Физиологические письма». Она решала вопрос о душе совсем просто. Душа — это наше сознание, наш ум: мысли, чувства, желания. Сознание рождается в голове, это работа особого органа — головного мозга. Подобно тому как печень образует желчь, мозг порождает сознание. Со смертью человека прекращается работа головного мозга. Конец телу — конец душе.
Это было совсем просто, но если вдуматься, так же непонятно, как и сказки «Ветхого завета». Желчь — это вещество, жидкость, которую можно видеть, трогать, пробовать на вкус. А сознание? Мысль не увидишь, чувство не тронешь, желание не попробуешь. В этом и заключается отличие души от тела.
Другие читали Дрэпера. Хитрый американец не отрицал связи души и тела. Эта связь — головной мозг. Но это не более как инструмент, на котором играет душа. Инструмент можно разбить, испортить, уничтожить — артисту от этого ничего не делается. Душа бессмертна и неизменна.
Третьи искали ответа в книге Льюиса «Физиология обыденной жизни». Этот был умнее других. Он не говорил, что душа и тело одно и то же, как утверждал Фогт. Тело, действительно, можно видеть и трогать. Но душа — наше сознание. Наши мысли и чувства невидимы, неслышны, неосязаемы. И все же это не лишает их зависимости от тела. Сознание — ум, желание, воля — развивается и умирает вместе с телом.
Они спорили не ради спора. В спорах решался вопрос — самый важный, самый главный для каждого человека: как жить, что делать.
Правда — вот чем и для чего нужно жить. И если то, чему их учат о душе и о боге, — неправда, то этим жить нельзя. Надо искать настоящую правду.
«Да, кому дорога истина, тот не станет нагло ругаться над мыслью, проникшей в общество, какой бы странной она ни казалась».
Язычок пламени вытянулся тонким острием и лижет стекло, покрывая его черными штрихами копоти. Пламя колеблется и трещит. Юноша не слышит и не видит ничего, кроме раскрытой перед ним книги.
«Войдемте же, любезный читатель, в тот мир явлений, который родится из деятельности головного мозга…».
Вот он, этот мир, рождаемый работой головного мозга.
Отражение мира, существующего вокруг нас, — вот что такое мир явлений, рождающихся от работы головного мозга.
Ребенок тянется к любимой игрушке. Это работа его головного мозга.
Смутное воспоминание всплывает из глубин памяти. Вот он, совсем крошечный, на руках у матери. Сколько тогда ему было — год, полтора? Он помнит визг пилы, стук топоров, шелест стружек, вырывающихся из-под рубанков, светлые, гладко выструганные доски пола, лучи солнца, врывающиеся через переплеты еще не застекленных рам в гулкую пустоту комнат. Он знает теперь — шла стройка этого дома, куда отец с матерью въехали через год-два после его рождения. А тогда? Неясные, разноголосые звуки стройки да на гладкой белизне пола свет солнца, к которому протянул руки ребенок, — вот все, что отразилось в его маленькой голове и осталось в памяти. В этом заключалась работа его головного мозга — маленького, темного, неразвитого.