Соответственно "лучший богослов не тот, чье представление обширнее, а кто образовал в себе более полное подобие или оттенок истины. Говорить о Боге — великое дело, но гораздо больше — очищать себя для Бога", — напоминает св. Григорий Богослов.
"Очищать себя для Бога", "любить Бога" — это мотив, который есть во многих религиях мира. Но Евангелие решительным образом демистифицировало этот путь Богопознания. Чтобы стяжать любовь к Богу или проявить ее — оказывается, не необходимо аскетическое странничество по горам и пустыням… Подать чашу воды просящему прохожему — значит отныне проявить любовь к самому Богу. Посетить больного — значит совершить путешествие в само Царство Небесное. Отдать одежду бедствующему — значит прикрыть Голгофскую наготу Богочеловека. Простить долг своему обидчику — значит сделать своим вечным должником самого Творца неба и земли… Вот подступает св. Иоанн Златоуст к разъяснению притчи о десяти девах и спрашивает: "Кто продавцы елея? Бедные, ради милостыни сидящие перед церковию. А за сколько продается он? За сколько хочешь: цены не назначено. Есть у тебя обол? Купи небо, не потому, что небо дешево, но потому, что Господь человеколюбив. Нет у тебя обола — подай чашу холодной воды. Предметом купли и продажи — небо, а мы не заботимся!"
Преп. Исаак Сирин, один из величайших мистиков Православия, о пути к созерцанию Бога говорит так: "Чистота взирает на Бога не вследствие прощения, но вследствие неведения злобы какого бы то ни было человека". Причем речь идет не о том, что человек не должен знать злобы на какого бы то ни было человека. Условие гораздо более возвышенно: Богозритель не должен видеть даже чужой злобы, не должен замечать ее. Ибо — "кто не расположен ко злу, тот не способен и к подозрению". Так трехлетний ребенок не может подозревать в греховности порнографическую книгу. Каждый обнаруживает в другом тот грех, к которому хотя бы отчасти, хотя бы в мысли причастен он сам.
А этот случай — для тех, кто спрашивает: "А кто Бога видел?" Игумен Афонского Пантелеймонова монастыря Нифонт рос у строгой матери. На косяке всегда висел кнут для наказания ребят. Как-то дети расшалились и старший разбил лампу. Тут в избу вошла мать и спрашивает сурово: "Кто разбил лампу?" Младший вдруг говорит: "Я!" Мать сняла кнут и жестоко отхлестала его. А старший брат с ужасом и удивлением смотрит, как мать бьет ни в чем не повинного брата. Мальчик полез на печь. И вдруг потолок над ним исчез. Воссиял свет. И явился Христос. А мальчик тогда же дал обет: уйти на Афон…
Итак, на деле Евангелие не "демистифицирует" путь Богопознания, а наделяет сакральным статусом самые простые отношения людей друг ко другу. "Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне" (Мф. 25, 40).
Истина рождается от сродства с Истиной. Подобное познается подобным. Если Бог есть любовь — то "Дерзающий говорить о любви решается говорить о Боге" (Иоанн Лествичник). Чтобы познать Любовь, приведшую в движение мир, человек сам должен двигаться в том же направлении[8].
Вера и есть естественное движение души, "tehni tis fisiki", по слову св. Климента Александрийского. Напротив, "страсть есть противоестественное движение души по направлению либо к неразумной любви, либо к неразборчивой ненависти" (преп. Максим Исповедник). Поэтому грех и вера — несовместимые, противоположные движения в онтологическом пространстве.
В страстном человеке просто "нет места, к которому могла бы прилепиться истина".
Итак, сам человек оказывается инструментом Богопознания. "В Злохудожную душу не вниде премудрость", — говорит библейский автор, и, значит, человеку надо изменить самого себя, поменять свою душу, свой ум[9], чтобы обрести последнее Знание.
В этом познании, как и в любом ином, нужно принимать во внимание не только предмет исследования, но и чистоту инструмента, с помощью которого исследование ведется. Другое дело, что для того, чтобы видеть дальше микроскопа, необходима душа[10]. И если линзы микроскопа можно протирать спиртом, то с душой такая мазь ничего хорошего не сделает.
Человек сам должен заботиться о чистоте своего зрения, своего совестного взгляда. Тот, кто пытается быть простым наблюдателем, не узнает ничего.
Мир духов рядом, дверь не на запоре. Но сам ты слеп, и все в тебе мертво. Умойся в утренней заре как в море, Очнись, вот этот мир, войди в него.