Богословие — поистине опытная наука. У веры есть свой опыт, о котором говорил древний мудрец, предлагая следовать путем заповедей: "и Божественное чувство обрящеши" (Прем. Сол. 2, 5). Это именно "чувство", и его нельзя не ощущать. Тем, кто говорит, что возможно неощутимое прикосновение к благодати, преп. Симеон возражал: "Нагой телом чувствует, что оделся, а нагой душою, одевшись в Бога, не узнает это? Потому что если не чувствует одевающийся в Бога, во что именно он оделся, то Бог ничто". Не чувствует только труп. Но Бог есть Жизнь, и если мы не чувствуем Его — значит, мертвы мы… "Если обладание Духом бессознательно — то оно будет таким и в вечной жизни. Но останемся мертвыми и слепыми и бесчувственными, как сейчас, так и тогда".
Если вера есть "ипостась", то можно сказать, что в событии веры человек воипостазирует энергии Истины в себя, действительно онтологически становясь тем, к чему устремляет его вера. К величайшему своему изумлению, человек обнаруживает, что он уже не равен самому себе и что в нем открылось Присутствие Другого: "Просветив сердечные очи, как в зеркале видит в себе Господа" (преп. Ефрем Сирин).
После этого мы вновь можем вернуться к тому пониманию веры, которое соединяет веру и доверие. Вот как преп. Исаак определяет высшую веру: "Под верою же разумеем мысленную силу, которая светом ума подкрепляет сердце и свидетельством совести возбуждает в душе великое упование на Бога, чтобы не заботилась она о себе самой". Вера есть беззаботность, есть всецелое вверение себя Богу.
На этот подвиг полной беззащитности (как беззащитен оказался перед Богом Авраам при уходе из Ура и при принесении своей страшной жертвы) человека может подвигнуть лишь любовь к Тому, Кто лично и опытно уже открылся ему в глубинах его сердца. Любовь, вверившая себя Богу, научившаяся за все благодарить, уже "не ищет своего" (1 Кор. 13, 5). Видя свой Предмет — Господа Жизни, — она понимает, что нет уже смысла и силы в собственной человеческой заботе о себе, ибо "если Бог за нас, кто против нас" (Римл. 8, 31).
"И уже не я живу, но живет во мне Христос"… Из этих слов следует: в вере я не живу. Значит, вера есть акт самоубийства. Центр моих жизненных интересов, радостей и бед я убираю из себя и говорю: "Воля не моя, а Твоя да будет"… Только так придет "Богоприимная немощь" (2 Кор. 12, 9)[16].
Если я не потеснюсь — Богу некуда будет войти. Смирение и духовная нищета — это сугубо мистические характеристики. Это не придавленность и не забитость, это — распахнутость: "Вот я: согрей меня, Господи".
Встреча двух воль, в диалоге которых свершается судьба человека, есть откровение Промысла. Вера свершается в событии этой встречи. Значит, вера — это приятие Промысла. Вот теперь мы можем понять преп. Исаака, говорящего о том, что знание рождает страх, а вера его изгоняет.
Если человек что-то делает со знанием, то есть надеясь на свое знание предмета и на свои силы, — то в нем неизбежно есть место для страха. Это страх перед возможной неудачей, возможной потерей, страх — как бы не потерпеть вреда. Ведь знает же человек, что он не всесилен, а потому в своих расчетах и мыслях оставляет место страху: он один на один с миром стихий и нет ему помощника. Поэтому-то "ведение сопровождается страхом, а вера — надеждою. В какой мере человек водится способами ведения, в такой же мере и связуется он страхом и не может сподобиться освобождения от него. А кто последует вере, тот делается свободен и самовластен. Способы ведения 5000 лет или несколько меньше или свыше того управляли миром, и человек не мог поднять главы от земли и сознать силу Творца своего, пока не воссияла вера наша". Итак, сциентизм (в терминологии преп. Исаака — полагание на свое ведение) на деле отвергает Промысл Божий, то есть оборачивается практическим атеизмом.[17]
Более того, когда спроектированная человеком деятельность не достигает успеха — он начинает искать виновников своей неудачи. Промысл он отвергает. В свою собственную непогрешимость верует вполне фанатично. Первородного греха и его последствий такой человек также не признает. Диавола считает средневековой фантазией. Где же искать ему причину своей неудачи? Только в других людях, в их злокозненности[18]. И когда он "не усматривает таинственного Промысла, тогда препирается с людьми, которые препятствуют и противятся этому". Итак, сциентизм и надежда на знание рождают страх и затем — ненависть к людям.