Тусузов сказал Вите, что он наслышан об успехе «Синей птички», но попасть пока не смог.
— А на «Летучую мышь» к Валиеву, небось, ходил? — сказал Ардов.
— Не привелось.
— Ну, тогда, — сказал Ардов, — иди скорей смотреть «Синюю птичку», а то, чует мое сердце, закроют, запретят… Уж очень нахально ведет себя Драгунский. Спешите видеть!
В начале своего существования это был театр для актеров и творческой интеллигенции. Представления начинались в половине одиннадцатого вечера. Разумеется, чтобы актеры после спектаклей могли прийти в свой Дом, отдохнуть, насмеявшись на представлении, созданном специально для них, а после спектакля спуститься в ресторан, который был открыт до трех часов ночи, поужинать. Это было недорого и доступно для актеров. А главное — пообщаться друг с другом.
Вообще говоря, 1948 год оказался счастливым для нас с Виктором.
Во-первых, осуществилась мечта Виктора о маленьком театре пародий и огромный успех спектакля. И второе, очень важное для нас: мы получили возможность жить в прекрасной комнате на Рождественском бульваре. Только вдвоем, без родителей, братьев и сестер. Мы, всю жизнь прожившие в перенаселенных коммуналках, с трудом верили в такое счастье.
А получилось так. Двоюродный брат и самый близкий друг Виктора Миша Аршанский покидал Москву навсегда. Он уезжал в Ленинград к жене. Ему очень хотелось помочь Вите с жильем, поэтому он не стал выписываться из своей комнаты, чтобы дать возможность Виктору прописаться постоянно на его площади (были такие слова: «жилплощадь», «жировка», «места общего пользования»). Сделать это было нелегко: нужно было договориться в домоуправлении и в райжилотделе. Потребовалась сумма по тем временам значительная. Деньги нашлись — помогли друзья.
Чтобы прописаться на новой площади, нужно было обязательно выписаться из своей коммуналки, где Витя жил с 1925 года. Выписаться всегда легко, а прописаться в другое место почти невозможно. А здесь случилось небывалое: Витю прописали постоянно в комнате брата. К экое это счастье — закрытая дверь, возможность пригласить гостей, засиживаться заполночь. В те времена люди очень активно общались.
Как только мы поселились на Рождественском бульваре, к нам стали часто приходить друзья и знакомые. Комната была небольшая, но уютная, с окнами на бульвар. Кто у нас только не перебывал! Чаще других к нам заходил Зяма Гердт, который, как оказалось, снимал комнату в этом же подъезде, этажом выше. Милочка Давидович иногда приходила с писателем Эмилем Кротким, невероятно остроумным, добрым и действительно кротким и тихим человеком, бывали у нас художник Иосиф Игин, Володя Дыховичный, Владик Бахнов, Яша Костюковский, Михаил Светлов — всех не упомнишь.
А сколько актеров бывало у нас здесь и позднее на Каретном! Иногда всей компанией отправлялись ужинать в Дом актера или в «Арагви». В те годы это было доступно и по ценам, и по возможности просто зайти в ресторан, не пререкаясь со швейцаром.
Даже когда родился Денис, к нам продолжали заглядывать «на огонек». Мы с Витей тоже ходили в гости. Часто встречались у Милочки Давидович в небольшой комнате в Трехпрудном переулке. Она тоже не могла пожаловаться на отсутствие гостей. У нее мы познакомились с одним из первых советских драматургов Алексеем Михайловичем Файко, совершенно замечательным, просто уникальным человеком. Его пьесы ставил Всеволод Мейерхольд. А пьеса «Человек с портфелем» пользовалась неслыханным успехом еще в начале 30-х годов. Спустя многие годы пьеса была восстановлена. И однажды А. М. Файко пригласил нас на премьеру этого спектакля в Драматический театр на Спартаковской. Спектакль очень понравился, но Алексей Михайлович восклицал: «Ах, если б вы видели Марию Ивановну Бабанову в роли Гоги!»
Нередко мы бывали в гостеприимном доме Лиды Либединской, с ней мы были в дружеских отношениях длительное время.
Что касается общения, то Борис Голубовский вспоминает такой забавный эпизод:
«Однажды я был в гостях у Драгунских. Посидел до половины одиннадцатого и начал собираться: утром предстояла трудная репетиция. Жили они тогда на Рождественском бульваре. Виктор пошел меня провожать. Довел меня до аптеки на Трубной площади, мы остановились и еще, наверное, с полчаса поговорили. Все никак не могли договорить…
Вдруг идет Зиновий Гердт:
— Здравствуйте, ребята, ну что, как?
— Да вот, прощаемся.
Мы начали прощаться и… пришли домой в четвертом часу утра. Мы прощались множество раз, но каждый раз нужно было что-то договорить, рассказать какую-то историю. Это было в порядке вещей, это было качество общения».