Я стал горячо убеждать директора в том, что издательству очень выгодно выпустить книгу Некрасова. Уплатив автору мизерный гонорар (ведь переиздание!), можно получить большую прибыль: пятьдесят тысяч, да что там — все сто тысяч экземпляров раскупят моментально.
Директор взял папку и сказал: «Будем читать, будем решать».
Когда мы вышли на улицу, Некрасов сердито бросил: «Дурацкая комедия! А поелику ты заставил меня в ней участвовать, взойдем на „Арарат“».
«Араратом» называлась «забегаловка» за углом, небольшой винный магазинчик. Выпили по стопочке коньяку. Некрасов повторил. Я понимал, как ему горько. Не само ли издательство должно было обратиться к известному писателю с предложением издать книгу? Он ли должен просить об этом и ждать чьей-то благосклонности, а то и грубого отказа? Некрасов грозил мне кулаком: «Взялся? Издавай немедленно!..»
Было это в январе 1964 года. Кто мог предположить, что в октябре того же года Никиту Хрущева «уйдут» на пенсию? Уже тогда всё в стране катилось вниз. Разорялась деревня. Снижался жизненный уровень всех трудящихся. На их возмущение последовал ответ: расстрел рабочих в Новочеркасске. Началась закупка хлеба за рубежом, скрываемая властями, но всем известная. Всеобщие насмешки вызвала дикая реорганизация аппарата: два обкома, два облисполкома в каждой области…
И вот Хрущева убрали. Люди вздохнули с облегчением. Не знали мы тогда, что впереди нас ждет гниющая брежневщина, возврат к не очень и маскируемой сталинщине.
Как водится, после смены лидера полагалось исправить кое-что из содеянных им бесчинств. Некрасова неожиданно пригласили к тогдашнему первому секретарю ЦК Компартии Украины П. Шелесту. Последовало указание из Москвы «приласкать» писателя, дать понять, что хрущевское оранье осуждено.
Трудно передать остроумный рассказ Некрасова об этой беседе с Шелестом. Изложу кратко то, что запомнилось. Розовощекий Шелест, увидев Некрасова, поразился: «Так вот вы какой? А я думал, что вы из этих, из молодых…» Затем, после дежурных вопросов о здоровье, о настроении, высказал предположение: «Судя по возрасту, вы, очевидно, на фронте были?»
Любопытный вопросик к Некрасову-сталинградцу!
Поинтересовался Шелест и тем, что нового выходит у писателя, в частности в Киеве. Некрасов ответил, что в Киеве его почти двадцать лет не печатают. Вот подал сборник рассказов — молчат. А давным-давно переиздали (после Москвы) одну книгу, но только потому, что она получила Сталинскую премию. «Сталинскую премию? — удивился секретарь ЦК. — А за какую книгу?» Ответ («В окопах Сталинграда») привел Шелеста в некоторое замешательство: «А-а…» Что-то когда-то слышанное смутно вспомнилось ему.
О результате этой встречи нетрудно догадаться: последовала команда издательству «Днiпро» немедленно выпустить сборник рассказов.
«Ты провидец!» — смеялся Некрасов, даря мне книгу с дружеской надписью.
Еще одна запись в старой тетради. Без даты. Очевидно, через несколько лет после отъезда Некрасова.
«Режиссер-кинодокументалист, с которым Виктор прежде сотрудничал, рассказал, что глубокой ночью разбудил его телефонный звонок. Не междугородный, обычный. И вдруг голос Виктора. Подумал, что это показалось со сна. „Ты? Это действительно ты? Вернулся? Вот счастье! Почему не сообщил? Я бы встретил…“ В ответ горький смех: „Кого? Меня? Я же в зале иностранцев. Сюда никого не пускают. Я в Борисполе, в Борисполе. Транзит. Лечу в Японию. Но ведь это же безумие! Я почти в Киеве и не могу увидеть родной город. Не могу посетить могилу матери… Я в зале для иностранцев, и на дверях часовой. Извини…“ И Виктор заплакал. Это было страшно: можно ли было представить себе его в слезах? И все же, сдерживая волнение, Виктор напоследок не мог не кинуть горькую шутку: „Там хоть исправно запишут то, что я сказал? Не переврут? Извини и прощай“».
Неизбывная тоска, изломанная жизнь, крик исстрадавшейся души — всё это с пронзительной силой прозвучало в прекрасной предсмертной «Маленькой печальной повести» Некрасова, в которой мы услышали прощальное слово изгнанника к потерянным друзьям, ко всем, кто его знал и любил.
Киев, 1989.
Кардин В.
Виктор Некрасов и Юрий Керженцев
Когда в госпитале врач посоветовал раненому капитану тренировать руку с парализованным нервом: «Рисуйте что-нибудь, пишите в порядке лечебной гимнастики», — тот не заставил себя упрашивать. Литературный опыт капитана был невелик — два-три довоенных рассказа, возвращенных редакциями, да статья о графике советской марки в филателистическом журнале, — но он самозабвенно предавался лечебной гимнастике.