И вдова писателя, и Виктор Кондырев рассказывали мне, как жадно читал В. Некрасов советские газеты и журналы, как радовался тому, что «тронулся лед» в стране, что начались так ожидаемые всеми нами перемены в жизни нашего общества, и как разгоралась в его душе всё больше и больше надежда на то, что вот-вот вернутся его книги в Россию, а может, вскоре и он сам сможет пройтись по любимому и родному Крещатику и побывать на могиле своей матери… Увы, не хватило всего двух лет жизни. И как это горько для всех нас. Опоздали мы, опоздала страна, но… не опоздала смерть. И как нестерпимо больно, что мы так и не смогли сказать: «Здравствуйте, Виктор Платонович, с возвращением вас на родину, домой».
Москва, 1989.
Коржавин Наум
А тройка мчится…
Взлёт мысли. Гнёт судьбы. Попойка.
И стыд. И жизнь плечом к плечу.
— Куда летишь ты, птица-тройка?
— К едрёной матери лечу…
И смех — то ль гордый, то ли горький —
Летит, хоть мы не в ней сейчас.
А над Владимирскою горкой
Закаты те же, что при нас.
И тот же цвет. И люди даже,
И тень всё та же — как в лесу.
И чьё-то детство видит так же
Трамвай игрушечный внизу.
А тройка скачет, скоро ухнет —
То ль в топь, то ль в чьи-то города.
А на московских светлых кухнях
Остры беседы, как всегда.
Взлёт мысли, боль тщеты… Могу ли
Забыть?.. А тройка влезла в грязь.
И гибнут мальчики в Кабуле,
На ней к той цели донесясь.
К той матери… А в спорах — вечность.
А тройка прёт, хоть нет пути,
И лишь дурная бесконечность
Пред ней зияет впереди.
А мы с неё свалились, Вика,
В безвинность, смыслу вопреки.
…Что ж, мы и впрямь той тройки дикой
Теперь давно не седоки.
И можно жить. И верить стойко,
Что всё! — мы люди стран иных…
Но эти мальчики!.. Но тройка!..
Но боль и стыд… Что мы без них?
А мы сидим и зависть прячем
К усталым сверстникам своим.
Летят! Пускай к чертям собачьим!
А мы и к чёрту не летим.
И, давней нежностью пылая
К столь долгой юности твоей,
Я одного тебе желаю
В твой заграничный юбилей,
Лишь одного, коль ты позволишь:
Не громкой славы новый круг,
Не денег даже… А того лишь,
Чтоб оказалось как-то вдруг,
Что с тройкой всё не так уж скверно,
Что в жизни всё наоборот,
Что я с отчаянья неверно
Отобразил её полёт.
Бостон, 1986
Корнилов Владимир
Памяти В. Некрасова
I
Вика, как тебе в Париже?
Вечный «с тросточкой пижон»,
Всё равно родней и ближе
Ты мне всех за рубежом.
Вика, Виктор мой Платоныч,
Изведясь, изматерясь,
Я ловлю тебя за полночь.
Да и то не всякий раз.
Голос твой, в заглушку встроясь,
Лезет из тартарары…
Вика, Вика, честь и совесть
Послелагерной поры.
Не сажали, но грозили,
Но хватали за бока…
Эх, история России,
Сумасбродная река.
И тебя, сама не рада,
Протащила ни за грош
От окопов Сталинграда
Аж куда не разберешь…
1983.
II
Ты любил свой город Киев
До тверезых слёз,
А потом его покинул,
Не хотел — пришлось.
Не одно промчалось лето
В спешке, в маяте,
И всё время был ты где-то,
А теперь — нигде…
Стройный, ладный и поджарый,
Еле седоват,
Не болезненный, не старый
И за шестьдесят.
Забулдыга и усатик,
На закате дня
Ты не выйдешь на Крещатик
Повстречать меня.