Работа среди питерских рабочих, разговоры с ними, внимательное прислушивание к их речам дало Владимиру Ильичу понимание великой мысли Маркса, той мысли, что рабочий класс является передовым отрядом всех трудящихся и что за ним идут далее трудящиеся массы, все угнетённые, что в этим его сила и залог его победы. Только как вождь всех трудящихся рабочий класс может победить. Это понял Владимир Ильич, когда он работал среди питерских рабочих. И эта мысль, эта идея освещала всю дальнейшую его деятельность, каждый его шаг. Он хотел власти для рабочего класса. Он понимал, что рабочему классу нужна эта власть не для того, чтобы строить себе сладкое житьё за счёт других трудящихся; он понимал, что историческая задача рабочего класса — освободить всех угнетённых, освободить всех трудящихся. Эта основная идея наложила отпечаток на всю деятельность Владимира Ильича.
С приездом Владимира Ильича в Петербург стала складываться под его руководством из разрозненных кружков стройная марксистская организация. Эта организация получила впоследствии, в декабре 1895 года, название Союз борьбы за освобождение рабочего класса». Надежда Константиновна входила в центральное ядро «Союза борьбы» и являлась одним из деятельнейших его работников.
И вот целый десяток лет вёл Ленин трудную работу по собиранию партии, по объединению отдельных кружков революционеров. Дело это было особенно трудное, потому что кружки должны были скрываться от полиции, кружки постоянно арестовывались и распадались. Всё приходилось делать тайком, с большими предосторожностями.
Хождение по рабочим кружкам не прошло, конечно, даром: началась усиленная слежка. Владимир Ильич знал проходные дворы, умел великолепно надувать шпионов, обучал нас, как писать химией в книгах, как писать точками, ставить условные знаки, придумывал всякие клички.
Лето 1895 года Владимир Ильич провёл за границей, ходил по рабочим собраниям. Приехал полон впечатлений, захватив из-за границы чемодан с двойным дном, между стенками которого была набита нелегальная литература.
Тотчас же за Владимиром Ильичём началась бешеная слежка: следили за ним, следили за чемоданом. У меня двоюродная сестра служила в то время в адресном столе. Через пару дней после приезда Владимира Ильича она рассказала мне, что ночью, во время её дежурства, пришёл сыщик и хвастал: «Выследили, вот, важного государственного преступника Ульянова, — брата его повесили, — приехал из-за границы, теперь от нас не уйдёт». Зная, что я знакома с Владимиром Ильичём, двоюродная сестра поторопилась сообщить мне об этом. Я, конечно, сейчас же предупредила Владимира Ильича.
В декабре 1895 года Владимир Ильич был арестован и заключён в тюрьму. В то же время были арестованы и заключены в тюрьму и многие его товарищи — руководители марксистской организации Петербурга.
Как на воле Владимир Ильич стоял в центре всей работы, так и в тюрьме он был центром сношений с волей. Характерна была заботливость Владимира Ильича о сидящих товарищах[2]. В каждом письме на волю был всегда ряд поручений, касающихся сидящих: к такому-то никто не ходит, такому-то передать на свидании через родственников, чтобы искал письма в такой-то книге тюремной библиотеки, на такой-то странице, такому-то достать тёплые сапоги и пр. Он переписывался с очень многими из сидящих товарищей, для которых эта переписка имела громадное значение. Письма Владимира Ильича дышали бодростью, говорили о работе. Получая их, человек забывал, что сидит в тюрьме, и сам принимался за работу. Я помню впечатление от этих писем (в августе 1896 года я тоже села). Письма молоком приходили через волю в день передачи книг — в субботу. Посмотришь на условные знаки в книге и удостоверишься, что в книге письмо есть. В шесть часов давали кипяток, а затем надзирательница водила уголовных в церковь. К этому времени разрежешь письмо на длинные полоски, заваришь чай и, как уйдёт надзирательница, начинаешь опускать полоски в горячий чай — письмо проявляется (в тюрьме неудобно было проявлять на свечке письма, вот Владимир Ильич додумался проявлять их в горячей воде), и такой бодростью оно дышит, с таким захватывающим интересом читается.
Этот петербургский период работы Владимира Ильича был периодом чрезвычайно важной, но невидной, по существу, незаметной работы. Он сам так характеризовал её. В ней не было внешнего эффекта. Вопрос шёл не о геройских подвигах, а о том, как наладить тесную связь с массой, сблизиться с ней, научиться быть выразителем её лучших стремлений, научиться быть ей близким и понятным и вести её за собой. Но именно в этот период петербургской работы выковался из Владимира Ильича вождь рабочей массы.
В тюрьме Владимир Ильич провёл больше года. А затем был приговорён к ссылке на три года в Сибирь. Отбывал он ссылку в селе Шушенском.
Надежду Константиновну тоже приговорили к ссылке на три года в Уфимскую губернию. Ей удалось добиться разрешения отбывать ссылку в Шушенском с Владимиром Ильичём. В ссылку с нею поехала её мать Елизавета Васильевна Крупская, которая всю жизнь прожила вместе с ними.
ССЫЛКА
В село Шушенское, где жил Владимир Ильич, мы приехали в сумерки; Владимир Ильич был на охоте.
Мы выгрузились, нас провели в избу.
В Сибири — в Минусинском округе — крестьяне очень чисто живут, полы устланы пёстрыми самоткаными дорожками, стены чисто выбелены и украшены пихтой.
Комната Владимира Ильича была хоть невелика, но также чиста. Нам с мамой хозяева уступили остальную часть избы.
В Шушенском из ссыльных было только двое рабочих — польский рабочий Проминский и питерский рабочий Оскар[3]. С нами жила моя мать, которая нам во всём сочувствовала и помогала как могла. Проминский был в ссылке тоже не один. С ним была жена. У них было пятеро детей. Все мы часто виделись. Проминский очень хорошо пел польские революционные песни, дети подпевали. Владимир Ильич, очень охотно и много певший в Сибири, мама и все другие подтягивали ему. Пел Проминский и русские революционные песни, которым учил его Владимир Ильич.
Мы порядком-таки попривыкли к нашим шушенским товарищам, если почему-либо не придёт какой-нибудь день Оскар или Проминский, так точно чего-то не хватает.
Был у Владимира Ильича один знакомый крестьянин, которого он очень любил, — Журавлёв, чахоточный, лет тридцати. Журавлёв был раньше писарем. Владимир Ильич говорил про него, что он по природе революционер, протестант. Журавлёв смело выступал против богатеев, не мирился ни с какой несправедливостью.
Другой знакомый Ильича был бедняк, с ним Владимир Ильич часто ходил на охоту. Это был самый немудрый мужичонка — Сосипатычем его звали; он, впрочем, очень хорошо относился к Владимиру Ильичу и дарил ему всякую всячину: то журавля, то кедровых шишек.
Через Сосипатыча, через Журавлёва Владимир Ильич изучал сибирскую деревню.
Мы с мамой насадили всякой всячины (даже дынь и помидоров), и мы давно уже едим редиску, салат, укроп. Сад тоже развели, резеда цветёт, а остальные цветы (левкои, душистый горошек, маргаритки, анютины глазки, флоксы) ещё имеют цвести в более менее отдалённом будущем, всё же сад и маме доставляет удовольствие.
Помню, как мы встречали Первое мая.
Утром пришёл к нам Проминский. Он имел сугубо праздничный вид: надел чистый воротничок и сам весь сиял, как медный грош. Мы пили чай с шаньгами. Угостили и его. Потом он закурил трубку и затянул «Интернационал». Мы очень быстро заразились его настроением и втроём пошли к Энг-бергу, прихватив с собою собаку Женьку. Женька бежала впереди и радостно тявкала. Идти было надо вдоль речки Шуши. По реке шёл лёд. Женька забиралась по брюхо в ледяную воду и вызывающе лаяла по адресу мохнатых шушенских сторожевых собак, не решавшихся войти в такую холодную воду.