149. Вера – это тягчайшие наши оковы, злейший удар бича – но и самое могучее крыло наше. Христианству следовало бы провозгласить догматом веры невинность человека – и люди стали бы богами; в ту пору еще умели верить.
150. Величайшая ложь в истории – утверждение, будто бы обреченность и растленность язычества проложили дорогу христианству! Нет, это было ослабление и обрастание моралью человека Античности! Переосмысление природных влечений в пороки произошло гораздо раньше!
151. Религии гибнут от веры в мораль: христианско-моральный бог не выдерживает критики, как следствие – «атеизм», как будто не может быть богов никакой другой разновидности.
Точно так же от веры в мораль гибнет и культура: ибо стоит лишь открыть необходимые условия, из которых только она и произрастает, как их сразу никто больше не хочет: буддизм.
152. Физиология нигилистических религий. – Нигилистические религии все в совокупности – систематизированные истории болезни под одной религиозно-моральной рубрикой.
В языческом культе в центре всегда годичный цикл, вокруг истолкования которого весь культ и строится. В христианском культе в центре – круговорот паралитических феноменов, вокруг которых и строится весь культ…
153. Эта нигилистическая религия выискивает для себя в древности элементы декаданса и родственное ему, а именно:
a) разряд слабых и неудачников… (отбросы античного мира, то, что этот мир яростней всего от себя отталкивал…);
b) разряд обросших моралью и антиязыческих…
c) разряд политически усталых и индифферентных (пресыщенные римляне…), лишенных национальности, которым осталась одна пустота;
d) разряд тех, кто сам себе надоел, – тех, кто охотно участвует в создании подземного заговора.
154. Будда против «распятого». – Внутри нигилистических религий все еще можно отчетливо различать между христианской и буддистской: буддистская выражает настроения прекрасного вечера, источает совершенную сладость и мягкость, – она включает в себя благодарение за все, что оставлено позади, и ей недостает горечи, разочарования, коварства; наконец, у нее уже позади и высокая духовная любовь, утонченность физиологического противоречия, она и от этого отдыхает, но еще сохранила их духовный нимб и тепло солнечного заката. (Происхождение из высших каст.)
Христианское движение есть движение вырождения, составляющееся из отбросов и отребья всех мастей: оно не выражает упадок расы, оно изначально являет собой агрегатную смесь из кишащих и тянущихся друг к другу болезненных образований… Именно поэтому оно не национально и не обусловлено расой; оно обращается к лишенцам по всему свету – и в глубине таит злость против всего господствующего и удачливого, ему нужен символ, представляющий собою проклятье против всего удачливого и господствующего… оно стоит в оппозиции и ко всякому духовному движению, к любой философии, оно берет сторону идиотов и изрыгает проклятье против ума и духа. Злость к одаренным, ученым, духовно и умственно независимым – оно угадывает в них урожденную удачливость и повелительность.
155. В буддизме преобладает вот какая мысль: «Все вожделения, все, что возбуждает аффекты и кровь, – все это влечет нас к действиям», – и лишь постольку, поскольку все это побуждает к действию, человека предостерегают от зла. Ибо действие – это нечто бессмысленное, действие зиждется в существовании, а всякое существование лишено смысла. Они видят в зле повод к чему-то нелогичному, к согласию со средствами, цель которых отрицается. Они ищут путь к не-бытию и поэтому отвергают все поводы со стороны аффектов. Например: не мстить! не враждовать! – высший масштаб задает здесь гедонизм усталости. Ничто так не чуждо буддисту, как иудейский фанатизм, допустим, Павла, ничто так не претило бы его инстинктам, как это напряжение, пламя, неистовство в религиозном человеке, а прежде всего любая форма чувственности, которую христианство освятило под именем «любви». К тому же в буддизме обретают себя по преимуществу образованные и даже сверхутонченные сословия – раса, иссушенная и изможденная многовековой философской борьбой, однако не пребывающая ниже уровня всякой культуры, как те слои, из которых возникает христианство… В идеале буддизма существенным представляется также освобождение и от добра и зла: там измышлена рафинированная потусторонность от морали, совпадающая с сущностью совершенства – да еще и с той предпосылкой, что даже добрые дела там необходимы лишь временно, просто как средство, а именно средство освобождения от всякого действования.