Речь идет также о роли Лебедева в раскрытии новозаветного подтекста и центральной – евангельской – идеи произведения.
Мною исследуется вопрос о воздействии ренановской «Жизни Иисуса» на концепцию романа и на полемику между Мышкиным и Ипполитом, которая планировалась в черновых записях к «Идиоту» и отзвуки которой явственны в окончательном тексте. Значительное место уделено также анализу не только злободневно-публицистического, но и евангельского смысла эпизода с компанией Бурдовского.
Я рассматриваю проблему влияния образа Мышкина, формировавшегося в воображении автора, на особенности композиции романа. Мною выясняется также значение болезни главного героя в структуре его образа и дается анализ его эпилепсии, которую Достоевский в этом романе стремится представить как заболевание ясновидцев и пророков.
На всем протяжении исследования я стараюсь показать характерные черты православных воззрений писателя, отразившихся сильнее всего в личности Мышкина, а также проследить развитие пронизывающих роман мотивов скандала, поскольку и они возникали в значительной степени под влиянием Евангелия.
Основное внимание уделяется мною анализу наиболее важной части окончательного текста. Творческая история произведения и сложный путь от неосуществленной его редакции к опубликованному роману освещены И. А. Битюговой и отчасти мною в комментарии к академическому изданию «Идиота», на который я нередко ссылаюсь. Анализ черновых записей Достоевского обычно дается в тех случаях, когда он способствует более глубокому пониманию произведения.
Я очень признательна моему научному руководителю профессору Виктору Террасу (1921–2003) за ценные замечания и неподдельный интерес к моей теме. В 1990 году он и сам опубликовал книгу об этом произведении Достоевского: «“Идиот”. Одна из интерпретаций»[5]. В ней ученый знакомит западных читателей с наиболее важными идеями академического комментария к роману, дополняя их полезными сведениями из многих работ иностранных авторов и не однажды перекликаясь с моей диссертацией. В письме ко мне Террас назвал ее «важным и ценным вкладом в достоевсковедение» и выразил надежду на то, что мое исследование будет опубликовано. Я счастлива тем, что надежда его осуществилась. Надеюсь, читатели извинят меня за то, что в книге почти отсутствуют ссылки на литературу о Достоевском последнего десятилетия. Я, разумеется, стараюсь с ней знакомиться, но постоянная работа с людьми, погруженность в их житейско-духовные проблемы, а также и другие монашеские послушания не оставляют времени для углубленного изучения этой литературы.
Ознакомление с различными интерпретациями «Идиота» неизбежно ставит перед исследователем вопрос, на который я стремилась ответить: «Что же, в конце концов, хотел сам Достоевский сказать своим романом?» К сожалению, я не раз убеждалась в том, что некоторые авторы, писавшие об «Идиоте», не уделили достаточно внимания даже вдумчивому прочтению его текста, не говоря уж об изучении творческой истории романа![6] По этим причинам, вовсе не претендуя на исчерпывающую полноту охвата своей темы, я пытаюсь, тем не менее, показать, в чем состояли вдохновленные Евангелием художественные устремления Достоевского в пору создания «Идиота», чтобы о романе можно было судить и с авторских позиций.
Несколько слов о техническом оформлении книги и о ее справочно-библиографическом аппарате. Ссылки на произведения и письма Достоевского даются в тексте по первому академическому изданию 1972–1989 годов (в скобках арабскими цифрами указываются тома и страницы). Курсив в цитатах обычно принадлежит Достоевскому. Слова, выделенные в цитатах мною, печатаются жирным шрифтом, а употребление мною курсива специально оговаривается.
Работы, упоминающиеся как в основном тексте, так и в подстрочных примечаниях, включены в библиографию, и ссылки на многие из них даются по списку условных сокращений.
5
Некоторые идеи Терраса вызывают у меня возражения. Например, его мнение о том, что приезд Мышкина из Швейцарии и его возвращение туда в конце романа аналогичны Рождеству и Вознесению Христа.
6
Например, в статье Елены Мастергази из