– Чем вы можете объяснить, что здоровье ваше было подорвано?
– Плохим питанием и недостаточной экипировкой. Несоразмерно маленькая заработная плата и десятиминутный обеденный перерыв не позволяли мне ни приобретать, ни потреблять полноценную еду. Когда я приступил к работе, мне выдали рубашку, ботинки и носки, а также легкую форму из крашеного доуласа – прочной ткани наподобие миткаля. Никакого нижнего белья мне не выдали вообще, а так как работа затянулась до поздней зимы, я оказался полностью незащищенным от холодов. В результате я заработал астму, хронический катар, а также ряд легочных заболеваний.
– У меня больше нет вопросов, – сказал Пука.
Судья Ламонт стукнул своим бокалом по стойке и сказал, обращаясь к Треллису:
– Хотите ли вы, чтобы свидетель был подвергнут перекрестному допросу?
– Да, хочу, – ответил Треллис.
Он попытался встать и небрежно засунуть руки в карманы брюк, но почувствовал, что значительная часть волшебной силы покинула его. Одновременно он ощутил жесточайший приступ миелита, или воспаления спинного мозга. Он скорчился на стуле, сотрясаемый клоническими судорогами и выдавливая из себя слова сверхъестественным усилием воли.
– Вы заявили, – сказал он, – что вам приходилось спать на чердаке в антисанитарных условиях. В каком именно смысле были нарушены правила гигиены?
– Чердак кишел разного рода часами. Кроме того, я не мог даже глаз сомкнуть, потому что меня буквально заели вши.
– Вы когда-нибудь в жизни принимали ванну?
Судья Эндрюс яростно грохнул кулаком по стойке.
– Вы не обязаны отвечать на этот вопрос! – выкрикнул он.
– Так вот, хочу, чтобы вы знали, – сказал Треллис, – что те вши с чердака просто приходились близкими родственниками другим зверушкам, в изобилии разгуливающим по вашему телу.
– Мы не можем больше терпеть этих оскорбительных для суда выходок, – запальчиво произнес судья Ламонт. – Свидетель, вы свободны.
Мистер Уиллард занял свое место за стойкой и залпом опрокинул в себя бокал портера. Треллис без сил упал на стул. Оркестр под сурдинку исполнял изысканную токкату.
– Вызовите следующего свидетеля.
– Уильям Трейси, – прогрохотал Пука, – займите место для дачи показаний.
Мистер Трейси, пожилой полный мужчина с редкой шевелюрой, в пенсне, стремительно прошел на указанное место. Он с нервной улыбкой оглядел судей, избегая встречаться глазами с Треллисом, который вновь гордо и высоко держал голову над останками своего тела и одежды.
– Ваше имя, – произнес Пука.
– Трейси, Уильям Джеймс.
– Вы знакомы с обвиняемым?
– Да, мы собратья по перу.
В этот момент суд в полном составе встал и цепочкой проследовал за висящий в углу зала занавес, над которым светился красный знак. Они отсутствовали минут десять, однако процесс шел своим чередом и в их отсутствие. Легкие, веселые звуки мазурки долетали как бы издалека.
– Расскажите о характере ваших отношений с обвиняемым.
– Года четыре тому назад он подошел ко мне на улице и сказал, что занят работой, для которой ему требуются услуги женского персонала. Он объяснил это тем, что технические трудности, связанные с описанием женского платья, всегда являлись для него непреодолимым препятствием при создании полноценных женских персонажей, и даже предъявил документ, свидетельствующий о том, что ему действительно приходилось в ряде случаев прибегать к использованию переодетых мужчин – уловка, которую, как он справедливо заметил, вряд ли можно было использовать до бесконечности. Он упомянул также о растущем беспокойстве среди его читателей. В конце концов я согласился уступить ему на время девушку, которую сам использовал для «Последнего броска Джека», девушку, которая вряд ли понадобилась бы мне в ближайшие месяцы, так как я привык работать с персонажами попеременно. Когда она уходила от меня к обвиняемому, это была добропорядочная девушка, соблюдавшая религиозные обряды...
– Какое время она состояла на службе у обвиняемого?
– Около полугода. Когда она вернулась, то была в определенном положении.
– Не сомневаюсь, что вы предъявили свои претензии обвиняемому.
– Да. Однако он сказал, что не несет никакой ответственности, и заявил, что поработал над ней лучше моего. Как вы понимаете, замечание это не очень-то мне понравилось.
– Вы приняли какие-нибудь меры?
– Прямо касающиеся обвиняемого – нет. Я хотел было обратиться за помощью в суд, но мне сказали, что подобные случаи вряд ли найдут понимание в суде. Тогда я полностью прекратил всяческое общение с обвиняемым.
– Вы снова взяли эту девушку на работу?
– Да. И не только: я также создал во всех прочих отношениях совершенно ненужного персонажа, чтобы поженить их, а затем подыскал для ее сына честную, пусть и малооплачиваемую работу с помощью одного из моих коллег, занятого работой, имеющей отношение к малоизвестным аспектам сукновальной промышленности.
– Не повлияло ли отрицательно на книгу появление в ней персонажа, за которого вы выдали вашу девушку?
– Несомненно. Персонаж получился сугубо проходной и нарушил художественную целостность моего произведения. Мне пришлось оговорить его неавторизованное вмешательство в специальной сноске. Короче говоря, его появление значительно усложнило мою работу.
– Не было ли каких-либо иных случаев, которые могли бы пролить дополнительный свет на характер обвиняемого?
– Да, были. Во время его болезни в 1924 году я послал ему – с благим намерением подбодрить больного – набросок рассказа, в котором дал оригинальную трактовку темы бандитизма в Мексике конца прошлого века. Через месяц рассказ появился под именем обвиняемого в одном из канадских журналов.
– Это ложь! – возопил Треллис.
Судьи дружно нахмурились и угрожающе поглядели на обвиняемого. Судья Суини, вернувшийся из-за занавеса в углу зала, сказал, обращаясь к Треллису:
– Держитесь в рамках приличий, сэр. Ваше вызывающее и дерзкое поведение уже успело получить суровую отповедь. Если вы не прекратите сквернословить, к вам будут применены самые решительные санкции. Вы настаиваете на перекрестном допросе свидетеля?
– Да, – ответил Треллис.
– Очень хорошо. Приступайте.
Несчастный инвалид собрал все свои чувства в кулак, чтобы они ненароком не покинули его, пока он не выполнит до конца свои намерения.
– Скажите, – произнес он, обращаясь к свидетелю, – вы когда-нибудь слышали такую поговорку: ворон ворону глаз не выклюет?
Послышались стук бокалов и суровое указание:
– Не отвечайте на этот вопрос!
Треллис устало провел рукой по лицу.
– Еще один момент, – сказал он. – Вы заявили, что появление нового персонажа было лишено какой бы то ни было необходимости. Если я правильно помню, он проводил достаточно много времени в посудомойке. Верно?
– Да.
– Чем он там занимался?
– Хозяйственными делами – чистил картошку.
– Значит, хозяйственными делами, чистил картошку. А вы говорите, в нем не было необходимости. Что же, по-вашему, чистить картошку – это бесполезная трата времени?
– Отнюдь. Само по себе это необходимое и полезное занятие. Я же имел в виду, что выполнявший его персонаж не является необходимым.
– Позвольте указать вам на то, что полезность любого человека напрямую связана с его действиями.
– Но на кухне была механическая картофелечистка.
– Неужели? Что-то не заметил.
– В нише, возле плиты, слева.
– Заявляю, что никакой картофелечистки не было.
– Была. Ее купили уже давно.
В этот момент прозвучавший из-за стойки вопрос подвел черту под дальнейшим опросом свидетеля.
– Что такое картофелечистка? – поинтересовался судья Эндрюс.
– Машинка, приводимая в действие вручную и обычно используемая для чистки картофеля, – был ответ свидетеля.
– Отлично. Перекрестный допрос окончен. Вызовите следующего свидетеля.
– Прошу Добрую Фею встать на положенное место, – прогремел Пука.
– Я и так уже все время стою, – раздался в ответ голос Феи, – все ноги отстояла.