В преддверии Второй мировой войны идеологическая сила сыграла важную роль в предотвращении создания традиционного балансирующего союза между Великобританией, Францией и Россией, который мог бы сдержать нацистскую Германию. Были препятствия в Восточной Европе, в частности, несогласие Польши с прохождением советских войск через ее территорию в случае войны, да и капиталистические державы не были уверены в боеспособности Красной Армии вскоре после ее катастрофических чисток в 1937 году. Однако антисоциализм оказался для них более привлекательной идеологией, чем антифашизм, и это пересилило рациональную геополитику балансирования. Великобритания и Франция не смогли заручиться поддержкой советских в вопросе коллективного сдерживания Гитлера, что заставило Сталина, опасаясь отсутствия у них решимости воевать, заключить с Гитлером пакт о ненападении. Но затем Сталин упорно придерживался убеждения, что Гитлер не станет открывать войну на два фронта, вторгнувшись в Советский Союз, несмотря на горы донесений разведки о наращивании немецких войск на границе. Для Гитлера второй фронт имел смысл сейчас, пока Красная Армия не восстановила свою былую боеспособность и пока в войну не вступили США. Но Сталин "продолжал полностью отрицать", - говорит Кершоу. Даже когда вторжение началось, он считал, что оно было предпринято немецкими офицерами без разрешения Гитлера. По его словам, если бы он поговорил с Гитлером, то все было бы улажено. Кершоу называет это "самым выдающимся просчетом всех времен", хотя на эту честь есть много конкурентов. И все же Сталин был диктатором-убийцей, с которым никто не смел спорить - и это понятно, ведь он расстрелял восемь своих генералов после того, как фронт рухнул. Балансирующая коалиция возникла позже, по крайней мере, между Великобританией и Советами (поскольку Франция подчинилась) при поддержке США. Гитлер окончательно образумил Сталина в геополитическом плане. В 1943 г. Сталин вновь попытался заинтересовать Гитлера в заключении совместного пакта, но геноцидные планы Гитлера помешали этому.
Гитлеровское государство состояло из огромного количества институтов, разделенных между государственной бюрократией, нацистской партией и нацистскими военизированными формированиями, породившими конкурирующие сатрапии. Однако харизматическое доминирование Гитлера и "принцип лидерства" означали, что на практике они стремились "работать на фюрера", пытаясь предугадать, чего бы он хотел от них, а это всегда был самый "радикальный" вариант. Это создавало сплоченную среду, поддерживающую предрассудки и решения Гитлера. Муссолини и японские военачальники представляли собой более слабые версии этого. Однако средства, которые использовались, были иррациональными, поскольку доминировала фашистская идеология: война - это добродетель, а новая военная порода людей способна преодолеть все трудности. Свой беспощадный милитаризм нацизм стал применять и для истребления "низших" рас - евреев, славян, цыган и других. Муссолини пошел по этому пути и хотел получить имперский престиж от колоний в Африке больше, чем экономическую выгоду от них. Япония представляла собой наполовину фашистский, наполовину расистский вариант завоевательного империализма. Державы оси ценили военные ценности больше, чем либералы и государственные социалисты, и это заставляло их лидеров недооценивать воинственность противника в случае нападения. Гитлер полагал, что либеральные Великобритания и Франция не объявят войну в случае его вторжения в Польшу, поскольку они терпели его другие агрессии. Он был прав, что французские войска можно разбить, но эта победа была достигнута благодаря блестящей тактике его генералов. Все могло сложиться иначе. После падения Франции он ожидал, что Британия пойдет на уступки - действительно, некоторые британские историки-ревизионисты утверждают, что ее лидеры должны были сделать это ради сохранения империи. Однако в геополитическом понимании Британии главное внимание уделялось необходимости защиты имперской чести, и это неизбежно привело британских лидеров к войне. На важнейшем заседании кабинета министров в 1940 году, еще до того, как Черчилль приобрел значительный авторитет в качестве премьер-министра, даже такие умиротворители, как лорд Галифакс, пришли к мнению, что нужно воевать. Сохранение чести было доминирующим как в автократиях, так и в демократиях. Конечно, как отмечает Кершоу, это было противостояние двух политических крайностей, не характерное для других современных войн. Четыре автократии, о которых он рассказывает, наделяли одного лидера гораздо большей властью, чем две демократии - Великобритания и США. Однако не следует делать обобщение, что автократии чаще вступают в войну, чем демократии.