Бразилия вела большую часть боевых действий в рамках альянса. Однако война была непопулярна в Бразилии, а ее армия состояла в основном из бывших рабов, которых правительство выкупило у хозяев, а другим пообещало землю после войны. Парагвайские призывники проявили стойкость, но поражение было уже несомненным, когда Солано Лопес был выслежен и убит. Националистические теории, утверждающие, что везде была рука Британии, были дискредитированы. Иностранные державы выступали за мир (ради торговли) и держались в стороне, не предоставляя кредитов тем, кто, как им казалось, мог их вернуть. Они не были заинтересованы в прямом вмешательстве, даже в простой канонерской дипломатии.
Национальное производство Парагвая сократилось вдвое, ему пришлось уступить треть своей территории и все свои претензии на спорные территории. То, что она не была стерта с лица земли, объясняется тем, что победители не доверяли друг другу - вполне реалистические настроения. Это было самое близкое к уничтожению государства на континенте, что характерно для европейской, китайской и японской истории. Но Парагвай был низведен до уровня буферного государства, наряду с Уругваем. Правда, была одна приятная сторона. Арбитр, президент США Резерфорд Хейс, передал Парагваю пустынную бореальную область Чако. Аргентина и Бразилия оказались в долгах по итогам войны, но в выигрыше оказались купцы и плантаторы, а также централизаторы Буэнос-Айреса против сторонников автономии провинций. В Бразилии победа позволила зародиться первым зачаткам национализма и укрепила бразильских военных, которые подготовили почву для переворота, свергнувшего императора в 1889 г., когда была установлена республика. Война такого масштаба неизбежно приведет к серьезным изменениям среди ее участников. Заключает Лесли Бетелл:
Безрассудные действия Солано Лопеса привели именно к тому, что больше всего угрожало безопасности и даже существованию его страны: к объединению двух могущественных соседей. . . . Ни Бразилия, ни Аргентина не имели с Парагваем ссор, достаточных для развязывания войны. Ни Бразилия, ни Аргентина не желали и не планировали войны с Парагваем. Не было ни народного спроса, ни поддержки войны; более того, война оказалась в целом непопулярной в обеих странах, особенно в Аргентине. В то же время практически не предпринималось усилий для того, чтобы избежать войны. Необходимость защиты от парагвайской агрессии ... давала Бразилии и Аргентине возможность не только урегулировать разногласия с Парагваем по поводу территории и судоходства по рекам, но и наказать, ослабить, а возможно, и уничтожить проблемную, зарождающуюся (экспансионистскую?) державу в их регионе.
Некоторые войны, в том числе и эта, связаны с человеческой глупостью, которая ставит в тупик рациональность. Почему Солано Лопес проявил агрессию и почему он продолжал сражаться долгое время после того, как поражение стало неизбежным? Я отмечаю сходство между случаями, когда лидеры совершают чрезмерно агрессивные действия, а затем продолжают воевать, когда поражение кажется неизбежным, как в Японии и Германии в 1940-х годах. Лидеры заключили себя в рамки идеологии и политических институтов, которые внушали веру в то, что их солдаты превосходят в боевом духе солдат противника. Поэтому лидеры не могут просчитать баланс между потенциальным достижением цели и экономическими издержками и военной удачей войны. Они безрассудно идут на верную гибель, их поведение становится хаотичным, психологически неуравновешенным, патологически разрушительным для них самих и для окружающих их сокращающихся сторонников. Психическое падение Солано Лопеса на фоне отчаянного вырождения его оставшихся немногочисленных войск, сопровождаемых толпой беженцев, ярко и ужасающе изображено в последних главах книги Уигхэма. Из этой страшной войны ее участники извлекли урок: даже система коммуникаций Рио-де-ла-Плата не стоила того, чтобы за нее снова воевать. В дальнейшем напряженность сменялась риторикой, а иногда и MID, но затем разряжалась переговорами и, в конце концов, урегулированием.
Война за Конфедерацию, 1836-1839 гг.
Часть центрального тихоокеанского побережья имела нечеткие колониальные границы. Испанская корона не позаботилась об уточнении административных границ в таких бесплодных и малонаселенных пустынях. Но для республик-преемниц пограничные вопросы возникли. Сепаратизм на юге Перу, севере Боливии и Чили сделал возможным вмешательство соседей с целью смены режима. Изначально споры здесь велись за контроль над прибрежной морской торговлей и обусловленными ею тарифами. Но так называемые тарифные войны между Чили и Перу не переросли в боевые действия.