Во многом германская теория отражала тот факт, что немцы выигрывали войны и еще не достигли империи, но хотели ее получить, а австрийцы имели империю и боролись за ее сохранение. Для тех и других война оставалась необходимой и даже благородной. Генерал Гельмут фон Мольтке Старший заявлял: "Вечный мир - это мечта, и даже не очень приятная, а война - необходимая часть Божьего устройства мира". Клаузевиц был более взвешен, написав: "Тот факт, что бойня представляет собой ужасающее зрелище, должен заставить нас относиться к войне более серьезно, но не служить оправданием для постепенного затупления мечей во имя гуманности. Рано или поздно кто-нибудь придет с острым мечом и отрубит нам руки". Это остается главным оправданием военной готовности к войне - на всякий случай, как недавно напомнил нам президент Путин.
Людвиг Гумплович утверждал, что современность не принесет мира, поскольку конфликты между господствующими и доминирующими присущи человеческому обществу. Генрих фон Трейчке, Макс Вебер, Георг Зиммель, Вернер Зомбарт и Макс Шелер не видели конца войнам. Трайчке одобрял военные действия; он нападал на либеральные теории мира, которые ассоциировались у него с лицемерными англичанами. Убийство" врагов было частью "возвышенности" войны, заявлял он.
Вебер был либеральным империалистом. Не одобряя милитаризм, он считал империализм и войну необходимыми для современности и развития Германии. Когда разразилась Первая мировая война, он принял ее. Его поддержка войны, выраженная в августе 1914 г., носила идеологический характер. "Ответственность перед историей" означала, что Германия должна противостоять разделению мира между "русскими чиновниками" и "условностями англосаксонского общества", возможно, с добавлением "латинского разума". "Мы должны быть мировой державой, и чтобы иметь право голоса в будущем мира, мы должны были рискнуть войной". Как только Германия займет достойное место под солнцем, это принесет миру больше цивилизации, и войны пойдут на убыль - как утверждали британские либеральные империалисты и как делают сегодня их американские коллеги. Вебер был не одинок. Томас Манн писал: "Германия воинственна из соображений морали". Однако немецкий энтузиазм был временным явлением. Уже через год Вебер перешел к призывам дипломатического прекращения войны, а в 1922 г. Манн защищал Веймарскую республику от милитаризма.
Шелер считал войну неизбежной и желательной. Гений" войны представляет собой динамический принцип истории, в то время как мир - статический принцип. Война обнажает банальную рациональность и материализм современной культуры. Она поднимает людей на более высокий уровень существования, давая экзистенциальное чувство безопасности внутри национального сообщества. Как и Вебер, он рассматривал войну как битву культур. Если Франция и особенно Англия олицетворяли прагматическую, эмпирическую философию, то Германия - истинную философию метафизического идеализма. Война пробуждает в нации потребность в сохранении собственной культуры и оправдана, когда ее культура подвергается нападению. Англия стремилась навязать Европе свою меркантильную, утилитарную философию. Однако, как и Вебер, Шелер менялся по мере того, как раскрывались ужасы этой войны. Зиммель видел, что война и мир "настолько переплетены, что в каждой мирной ситуации развиваются условия для будущего конфликта, а в каждой борьбе - условия для будущего мира". Если проследить этапы общественного развития в обратном направлении под этими категориями, то нельзя найти никакой остановки". Он призывал к вооруженной борьбе против материалистического англо-американского "маммонизма". Первую мировую войну Зомбарт рассматривал как противостояние немецкого "героя" и британского "торговца". Купцы были морально неполноценны, жадны до прибыли, денег и физического комфорта. Герои превосходили их по исторической значимости, ими двигали идеалы великого подвига и самопожертвования во имя благородного призвания. Поскольку риторика Антанты утверждала, что это война свободы и демократии против авторитарной агрессии, война рассматривалась как борьба за цивилизацию с обеих сторон.