О войне города Парижа с норманнами

[ответ Гозлина Сигфриду] Стихи 47-59

В ответ вернейший епископ Господа бросил слова: «Нам было город поручено охранять повелителем Карлом, чья империя занимает почти весь мир, под властью Господа, короля и владыки могущественных[61]. Надо, чтобы королевство вместо того, чтобы погибнуть, спаслось бы и сохранилось в мире. Представь, что защита этих стен была бы поручена тебе, как теперь поручена мне, сделал бы ты то, что считаешь справедливым требовать от меня, и как бы ты поступил?» Сигфрид: «Тогда моя голова», говорит он, «заслуживала бы меча, чтобы затем быть брошенной псам. Но все же, если ты не уступишь моим просьбам, то с восходом солнца мои боевые машины забросают тебя стрелами, напоенными ядом; на закате дня[62] они предадут тебя бичу голода, и это будет повторяться каждый год».

[о первом натиске, произведенном на башню] Стихи 60-93

Так он сказал, ушел и начал созывать своих сподвижников. Едва занялась заря, началась битва[63]. Все, спрыгнув со своих судов, поспешно устремились к башне[64]; они потрясали её ударами камней и засыпали стрелами. Город наполнился шумом, граждане в смятении, мосты сотрясаются. Сбегаются толпой, чтобы помочь защитить башню. Здесь отличились граф Эд, его брат Роберт[65], равным образом граф Рагнар[66], а также племянник епископа Эбль, отважнейший аббат[67]. В этом месте прелат был слегка задет острой стрелой, и молодой рыцарь его свиты Фредерик в то же время ранен ударом меча. Этот воин погиб; его господин поправился благодаря божественному целителю. Для многих там были последние мгновения их жизни; но наши нанесли жгучие раны еще большему числу врагов; в конце концов, эти последние отступили, унеся с собой множество бездыханных датчан. И уже Аполлон, сопровождаемый Олимпом, склонился к берегам Запада между далёким Туле[68] и южным климатом.

Вид незаконченной башни был еще несовершенен[69]. Только её фундамент оказался прочно построен и немного поднимался над землёй; она его показывала с радостью и также бойницы, которые там были устроены. Но той самой ночью, которая последовала за битвой, по всей её окружности воздвигли еще один ярус в высоту. Деревянное сооружение[70] добавилось поверх сводов, отныне равных полутора от того, что было. Утром же солнце и датчане приветствовали башню снова. Они бросились со всей неистовостью в сражение с благочестивыми. Дротики летают там и здесь по воздуху, льётся кровь, со стрелами смешиваются снаряды из пращей и баллист[71]; ничто другое не пролетает между небом и землёй. Стонет ночная башня, пронзаемая дротиками. Ночь ведь была её родительницей, как я пропел выше. Страх охватывает город, граждане сильно кричат, звуки рогов призывают всех прийти незамедлительно на помощь колеблющейся башне. Христиане бьются и стараются воспротивиться нападению.

[о доблести Эда и Эбля] Стихи 94-113

Между всеми бойцами двое отличались превосходством своего мужества: один граф, другой - аббат. Один был Эд, победоносный, непобедимый во всех войнах. Он подкреплял тех, кто устал, возвращал их силы, обходил дозорную башню, беспрестанно умерщвляя врагов. Тех, кто желал подсечь стену кирками[72] под подвижными навесами, он обслуживает маслом, воском и смолой. Эта смесь, сжиженная в пылающей печи, сжигала волосы датчан и они их срывали с голов. Тогда как некоторые валились наземь в мучениях, были и такие, кто решил броситься к реке. Тут раздались крики наших: «Опалённые, бегите все вместе в потоки Сены, пусть они вам вернут обратно гривы еще красивее». Храбрый Эд истребил [их] без числа. Но кто был другой? Другой был Эбль[73], его товарищ и напарник. Он сумел одной стрелой пронзить семерых одновременно[74] и, насмехаясь, приказал другим отнести [их] на кухню. Этих двух никто не мог превзойти, ни сравняться, ни быть поставленным с ними рядом. Были тогда и другие, кто сражался мужественно и презирал смерть. Но что есть простая капля для тысячи ожогов?

[датчане напрягают все силы] Стихи 114-143

Двести верных – и еще не всегда – составляли всю силу христиан, тогда как тысяча раз сорок – что есть сорок тысяч[75] – было число их свирепых врагов. И эти последние непрерывно бросали свежие силы на башню, удваивая ужасную битву. Поднялись гул и бряцанье оружием, с двух сторон устремились друг на друга, и оглушительные крики заполнили эфир. Камни грохотали, сотрясая раскрашенные щиты, скутумы[76] трещали, шлемы скрежетали, пробиваемые стрелами. Всадники, возвращавшиеся с охоты за добычей, развернулись и вступили в бой, свежие и сытые, напали на башню. Всё-таки, прежде чем удары камней их одолевали, многие умирающие добирались до своих кораблей[77]. И пока они испускали с жалобами последние вздохи[78], датчанки рвали на себе волосы и заливались слезами[79], обращаясь каждая к своему мужу: «Откуда ты приходишь? Ты бежишь от печи? Я знаю, рождённый дьяволом, никто из вас не сможет взять верх и восторжествовать. Не тебе ли я ныне давала дары Цереры и Вакха, и мясо кабана? И поэтому ты спешишь вернуться под кров после того, как был распростёрт на земле? Стало быть, ты хочешь, чтобы тебе снова подали то же? Обжора, вернутся ли так другие? Они заслуживали бы такой же чести.» Так в этих варварских устах всё еще низкая башня получила достойное презрения имя печи с изогнутым сводом. Однако они горели желанием разбить её основание[80]. И вот разверзлась огромная брешь, такая большая, что не выразить словами. Из глубины её появились предводители, чьи имена я уже назвал; все в шлемах с султаном, они видят врагов и враги их видят. Замечают каждого из них, но не решаются подступиться. Ведь ужас воспретил им то, что и дерзость не позволила. Потом большое колесо было сброшено сверху башни на датчан. Оно отбросило шестерых и направило их души в преисподнюю; оттащенные за ноги, они прибавились к числу мёртвых.

61

Карл III, прозванным Толстым, король Алемании с 876 г., Италии с 879 г., коронованный в Риме император с 880 г., король всей Германии с 882 г. После смерти Карломана западные франки примкнули к нему (конец 884 г.), что позволило восстановить единство империи франков.

62

Ср. Виргилий, «Георгики», IV, 465. Прим. пер.: в оригинале сказано, что отравленными стрелами город закидают castella, «башни»; имеются в виду осадные сооружения.

63

26 ноября; встреча, должно быть, состоялась около шести часов утра.

64

Имеется в виду башня, которая на правом берегу преграждала вход на большой мост. Он был построен по приказу Карла Лысого в 870 г. и пересекал Сену, продолжая дорогу, ведущую в Сен-Дени, как нынешний Пон-о-Шанж. См. Favre, вышеуказ. соч., стр. 24 № 3. H. Delbruck (Geschichte der Kriegskunst, т. III, 2-е изд., 1907, стр. 83-85) выстроил целую систему, чтобы оспорить точность традиционной интерпретации текстов, относящихся к мостам и башням. Не соглашаясь, что всё население Парижа могло жить на довольно ограниченном пространстве острова в течение года, он утверждает, что пригороды не должны были быть эвакуированы, что атакованный норманнами мост находился на западной оконечности города и примыкал к открытым полям на правом берегу. Таким образом, башня представляла собой не более чем передовое укрепление в системе обороны. Париж должен был иметь три моста; тот, что на левом берегу, не подвергался нападению. Эта система находится в формальном противоречии с некоторыми утверждениями Аббона (см. в конце рассказ о доблести двенадцати воинов). Если и не говорится явно об эвакуации из пригородов, имеет место противопоставление жителей города (urbani) «жестоким обитателям пригородов» (suburbani) в II, 160, что подразумевает оставление их парижанами.

65

Второй сын Роберта Сильного, вероятно, очень молодой. Прим. пер.: в оригинале Эд - Odo, Роберт – Rotbertus.

66

Может быть, Ренье I из Лон Коль, граф Эно (Геннегау); во всяком случае, та же личность, которая отличилась своей храбростью после прибытия графа Генриха, согласно Сен-Ваасским анналам (Annales de Saint-Vaast). См. Favre, вышеуказ. соч., стр. 57, прим. 2. Прим. пер.: в оригинале Рагнар – Ragenarius.

67

Он получил в 881 г. аббатство Сен-Жермен-де-Пре, которым до того владел его дядя Гозлин (Гоцелин). По смерти Гозлина, он должен был получить, сверх того, Сен-Дени и Жюмьеж. Прим. пер.: в оригинале Эбль – Ebolus.

68

Ср. Вергилий, Георгики, I, 30.

69

Существующее строение должно было быть очень недавним. Над ним с рвением трудились в предшествующие недели. Фундамент этой башни был найден, он был сделан из щебня, перемешанного с осколками черепицы и кирпичей, и облицован грубо отделанной кладкой из мелких камней. См. Favre, вышеуказ. соч., стр. 25.

70

Своего рода гурд (деревянная галерея вокруг башенной стены).

71

В латинском тексте funde balisteque обозначают виды метательного оружия с точки зрения метаемых ими снарядов. То есть предназначенные ломать, в отличие от стрел, предназначенных пронизывать.

72

Musculus означает обычно защитное устройство (подвижный навес), но слова succidere в тексте и ferris из глоссы, как кажется, предполагают идею кирки. Аббон, впрочем, не обнаруживает ясного понимая этих технических понятий (см. ниже, стих 220).

73

Ср. Вергилий, «Буколики», III, 40.

74

Трудно не предположить, что здесь Аббон преувеличивает. Прим. пер.: в оригинале именно «стрела» - sagitta. Среди современных исследователей средневековой военной техники общепринято мнение, что этот эпизод указывает на использование большого станкового арбалета с воротом, известного под обозначением balista (или arcubalista) с конца римской эпохи. Теоретически, его дротик обладал достаточной энергией, чтобы с близкого расстояния пробить несколько человек сразу в густой толпе. См. также прим. 83 и 89.

75

Эта цифра приемлема. Действительно, Аббон насчитал 700 судов (см. выше, стих 28). Каждое могло нести в среднем от 50 до 60 человек, так как судно из Гокстада (см. прим. 56), которое определенно не было самым крупным, перевозило 40. Считая 55 на единицу, получаем цифру 38500 – к которой добавим экипажи мелких суденышек. Что касается 200 поборников христианства, надо понимать, что это только те, кого могла вместить башня, не весь гарнизон города.

76

Прим. пер.: в оригинале использованы два термина для слова «щит» - сначала parmas pictas, то есть раскрашенные небольшие круглые щиты (parma), затем scuta, то есть большие прямоугольные щиты римского типа (scutum). Заметим также, что для шлема здесь и в дальнейшем (60 мужей при таране, чудеса св. Германа и проч.) использовано слово galea. Так называли шлем, сделанный из кожи с обивкой металлическими полосами, в отличие от полностью металлического – cassis.

77

Прим. пер.: в оригинале корабли обозначены словом durcones (в сопровождающей глоссе они расшифрованы как naves); очевидно, так Аббон передал скандинавское слово «драккары».

78

Ср. Вергилий, «Георгики», III, 495, и ниже, где говорится об опустошениях, испытанных Нейстрией (I, 639).

79

С тех пор как захватчики стали пытаться поселиться в стране, они привозили с собой жен. В своем издании Винтерфельд сближает этот пассаж с несколькими строчками из Тацита (Germanie, 7, конец). Это сопоставление кажется несколько натянутым.

80

Само собой разумеется, - использование переносных щитов это вполне доказывает, - осаждающие должны были начать с засыпания части рва.