[пытаются поджечь башню] Стихи 144-171
Тогда они поднесли к дверям огонь – находящийся под попечением Вулкана – в надежде таким способом покарать мужей и захватить башню. Устроили ужасный костёр, страшный дым которого скрывал облака от воинов и почти на час крепость исчезла под смоляными тенями[81]. Но наш сострадательный Господь не пожелал, чтобы мы долго переносили это испытание, и приказал тёмной туче повернуться против народа, который её породил. Марс, охваченный неистовством, старался царить всё сильнее. Вот два знаменосца устремляются сообща к благословенному городу. Оба держат по копью и взбираются на башню; их окрашенные шафраном знамёна с огромными вырезами придают датчанам устрашающий вид[82]. Сотню из них, из чьих тел сотня проворных стрел катапульт[83] изгнала с кровью жизнь, утащили за волосы, возвратив к их логовищам и лодкам. Затем умер лемносский хромец, превзойденный великим Нептуном: пролившаяся влага смочила опустошенное пожаром. Поражённый в бою жестокой стрелой, выпущенной пагубным племенем, там же испустил дух счастливый воин Роберт[84], тогда как из простого народа, с божьей помощью, немногие погибли. Но всё же, покрасневшие от стыда, подобные дерзкому волку, который, не сумев схватить никакой добычи, возвращается в глубину чащ, враги потом обратились в тайное бегство, оплакивая триста своих, полученных Хароном бездыханными. Наступившая ночь прошла в усердном излечении ран башни. Эти две битвы произошли за три дня до того, как морозный ноябрь, дойдя до предела своего бега, уступает последний период года декабрю[85].
[отражённые датчане опустошают поля] Стихи 172-204
В то время как солнце изливало свои красно-желтые лучи на небо, датчане обходят по берегам Сены область преподобного Дени и трудятся недалеко от круглой церкви святого Германа над обустройством лагеря из округлых валов, в которых были перемешаны сваи, кучи камней и земля[86]. Затем эти кровожадные, кто конный[87], кто пеший, прочесывают холмы и поля, леса и открытые равнины с деревнями. Они предают смерти младенцев, детей, молодёжь и убелённых стариков, равно как и отцов, и детей, и их родительниц. Мужа режут перед глазами его супруги, и жену умерщвляют на глазах у мужа, дети гибнут в присутствии своих отцов и матерей. Раб получает свободу, свободный попадает в рабство; слуга становится хозяином, хозяин, напротив, становится слугой. Виноградарь с земледельцами, как и все виноградники с землёй, испытали бич жестокой смерти. Отныне Франция в горе, поскольку хозяева и слуги её покинули. Нет больше радовавших её героев, и слёзы её орошают. Нет больше дома, твёрдо управляемого живым хозяином. Разграбляются богатые сокровища этой обильной земли. Кровавые раны, грабежи, в ходе которых срывается всё, чёрные убийства, пожирающий пламень, повсюду одинаковое неистовство. Валят, раздевают, отнимают, жгут, опустошают; страшная когорта, запятнанная кровью фаланга, жуткий монстр. Они могут без промедления делать всё, что хотят, потому что им предшествует их кровавый образ. Обращаются в бегство и смиренные долины, и прежде надменные Альпы. Вооружённые все разом бегут в рощи в благоразумном стремлении спастись. Никто не остается на открытом месте, все бегут. Увы! – Никто не сопротивляется. Так они захватывают столько, сколько смогут, убранство прекрасного королевства, так уносят на корабли имущество обильного региона. Однако, посреди ужасных сражений, неустрашимый Париж стоял и держался, смеясь над метательными снарядами, падающими вокруг него.
82
Этому пассажу давались различные интерпретации. Мы придерживаемся версии Фавра (Favre,
83
86
Сен-Жермен-ле-Рон – это Сен-Жермен-л'Оксерруа, который занимал место, слегка возвышающееся на правом берегу. Строительство этого лагеря отмечает начало осады как таковой. Заметим, что Аббон не говорит ни слова о левом берегу, который, вероятно, еще оставался свободным.
87
Изначально норманны сражались пешими, но к 850 г. они начали охотно пользоваться лошадями. «Великая армия» 881 г. состояла, по большей части, из всадников (W. Vogel,