О войне города Парижа с норманнами

[датчане возобновляют нападение] Стихи 227-257

Наконец, при срединном Титане, воспламеняющем круг [когда Солнце, дойдя до середины пути, ярко осветило вселенную], чего жаждет земля и чего стада желают больше, чем тени[167], и когда зефир [приятный ветер] свистит сквозь милые леса, лютые чужеземцы собрались под укреплениями города, где повсюду страдали [от ударов, полученных] в битве, и одновременно сражались на стенах, башнях и всех мостах[168]. Море билось против более просторной земли. Трубные звуки мощно гремят, граждане расходятся из-за столов. «Эус [давайте]», - призывают горны[169], - «все покидайте пиршества». Всем городом вместе с гражданами овладевает ужас. Никакого не было места в городе, чтобы скрыться от войны. Множество дротиков из катапульт ломаются о башню и покрывают [её], словно дождь пашни, увесистые свинцовые ядра и тяжелые камни заставляют стонать щиты. Такими наградами они нас всегда наделяли. С противоположной стороны, наши равным образом направляли в дикарей быстрые камни из баллист[170] и стремительные стрелы. Летящие оттуда и отсюда снаряды пересекались в воздухе. Ничто другое не пролетало между небом и нивами. Марс всё больше и больше царил и, надменный, гордился. Дева Божья Женевьева была перенесена в голову [верхний конец] города[171], а потому её заслугами наши тотчас берут верх, обращая их [врагов] в бегство далеко прочь от зубцов [городской стены]. Имевший в себе много силы, но малый телом, свершил это Гербольд со свитой из пяти вооруженных воинов, остроклювые [стрелы из] катапульты которого никогда не устремлялись к земле без пролития потоков крови. Далеко в других частях [города] начинаются еще более острые бои. Громкие удары с лязгом сотрясают щиты и шлемы. Наши сражаются, но они [враги] сильнее. Правых [христиан] тоже ослабляет усталость от битвы.

[святой Герман приходит на помощь городу] Стихи 258-314

О горе! бесчисленные плачущие к вышнему испускали рыдания. Стонут множество седых стариков и цветущей молодежи. Плакали монахи, в слезах были все священнослужители. Голоса гремели в воздухе, скорбные вопли уходили в эфир. Их опечаленные души боялись обнаружить город взятым чужеземными врагами. Исполненные радости суровые [враги] терзали небо громким хохотом, громогласные, считающие себя [уже] завладевшими городскими стенами, а женский пол, раздирая в скорби гривы, подметал землю собственными распущенными волосами. Увы! Они ударяли кулаками в свои обнаженные груди[172], скорбящие, ногтями расцарапывали себе лица, горла и уста. Все просили полным слёз голосом: «О блаженный Герман, помоги своим, иначе мы сейчас умрём. О благочестивый, ныне поспеши на помощь, скорый, поспеши, погибаем.» Земля и равным образом река перекликаются [именем] Германа. Берега и все рощи вокруг так же откликались: «О святой Герман, смилуйся над нами, просим». Колокола храмов кричат призывно, восклицают, от этих голосов и земля дрожит, и река отзывается рёвом. Город, опасающийся знамения, что наслаждается последними мгновениями света, в слезах издавал горькие рыдания. Но вот присутствующий [здесь] Герман, достойный того, чтобы о нем снова и снова вспоминали все в мире, нисколько не мешкая [ответить] на молитвенные обеты, [самим] телом пришел на помощь там, где выдерживали наибольшее Марсово состязание. Он предаёт смерти знаменосца датчан, как и очень многих других после него, и выбивает их далеко от города, равно как от моста. На главной башне видят господина собственными глазами и радуются вместе с ним. От этого утомившиеся воинственные мужи возвращают себе силы и затем решительно сопротивляются дерзким [врагам], которые вновь нападают на башню, оставив мост либо стены. Тем временем множество стояло, наблюдая, потому что многочисленность не позволяла всем одновременно участвовать в битве. С внутренностями, пронзёнными различными остриями, подобными дождю с неба, они падали на землю, погибая, и их уносили к плотам.

Уже зашло небесное светило, принятое Океаном на мраморной глади Тетис, когда низкие [язычники развели] у ворот башни очень высокий костёр. Высоко вздымающееся пламя охватило верхушку башни, язычники[173] бьются оружием и огнём. Христиане покидают башню, приказывают распахнуть дверные створки, сделав решительно выбор, что лучше вознестись драгоценной смертью, чем полагаться на прочность обещаний [этих] обманщиков. Никто не остался стоять на башне, кроме единственного служителя святого, о котором уже часто говорилось[174], удерживающего в пламени древко благодатного креста[175]. Вот что он своими глазами видит и рассказывает [нам]: чрезвычайно густой дым окутывал [башню]; тогда, при открытых в тот момент воротах, лишенный оружия иссушающий Вулкан умерщвлён полным влаги мечом Портуна[176], и свирепые обратились в стремительное бегство, унося с собой многочисленные трупы, а Марс упокоился. Силой святого креста наши выбили эту победу и заслугами блаженного предстоятеля Германа, останки которого отнесли обратно в базилику Стефана[177]. Возрадовавшийся народ восклицал высоко вздымающимися голосами: «Тебя, Боже, тебя хвалим и признаём господином». Он был знаменитым епископом города, и защитой города, который благодаря нему раз за разом переходил от случайного уныния к радости.

167

Ср. Вергилий, «Георгики», IV, 402.

168

Дом Дюплесси полагает (Nouvelles Annales de Paris, стр. 313), что следует признать существование более двух мостов, поскольку, раз Сена снесла один, то оставался бы только один единственный мост, и Аббон не смог бы написать pontes cuncti («все мосты»). Но тот мост не был полностью разрушен водами, от него что-то оставалось (см. выше строку I, 551), и его могли отремонтировать. Нигде еще никак не упоминаются другие мосты кроме тех, доступ к которым защищали две башни.

169

Прим. пер.: в оригинале litui (ед.ч. lituus) – загнутый кверху сигнальный рожок, которым подавались сигналы в римской коннице (в отличие от применяемой в пехоте большой трубы tuba).

170

Прим. пер.: Автор употребляет термины: pila (ед.ч. pilum) – тяжелый римский дротик для пробивания щитов, fala – деревянная осадная башня, catapultae (ед.ч. catapulta), plumbi poma – “свинцовые плоды», pelta (греч.) – маленький кожаный щит, balista. Здесь он упоминает метательные машины в античном смысле: у него катапульты мечут дротики, а баллисты – камни; в Средние Века терминология поменялась на противоположную.

171

К восточной оконечности. Прим. пер.: в оригинале Женевьева – Genovefa.

172

Ср. Вергилий, «Энеида», XII, 869.

173

Sinistri, буквально «те, кто слева» (следовательно, проклятые), выражение, уже использованное выше (II, 20) для обозначения норманнов в противоположность dextri - «тем, кто справа» (избранным, то есть франкам). Прим. пер.: неоднократное употребление Аббоном слова cacumen указывает, что башни Парижа имели коническую крышу с острым верхом.

174

Перц (Pertz) считает, что этот монах никто иной, как сам Аббон; но об этом было бы определенно сказано. Выявлено, что упомянутая в этом отрывке башня – северная, обращённая лицом к Монмартру, на краю большого моста (ср. ниже стих 334).

175

Вероятно, золотой крест со вставкой драгоценных камней, который Хильдеберт привёз из Толедо и доверил церкви Сен-Венсан-э-Сен-Круа (святого Винцента и святого Креста) – этому святому сперва было посвящено Сен-Жремен-де-Пре.

176

Portunus, бог ворот в этрусской мифологии. Не вполне ясно, что он тут делает. Может быть, сильный дождь погасил костёр. Согласно этой гипотезе Аббон, увидевший в нём реализацию божественной помощи, сравнил Христа с портом, в котором спасаются люди.

177

Базилика Сен-Этьен (святого Стефана) была расположена немного западнее кафедрального собора. См. выше прим. 58.