Клаузевиц особенно легко становится жертвой озлобленных спекуляций, ведь он чрезвычайно последователен и истинно-немецки схематичен, и все же, стремясь к правдивости, он порой явно поддается романтическим ноткам или выражается двусмысленно, что и позволяет «заострять» его в любом удобном направлении. Подвели его и накопившиеся за два века терминологические отличия, почти сравнимые порой с погрешностями перевода. Он писал, несомненно, труд философский, в самом высоком значении этого слова, а потому не может быть механически цитируем в иных обстоятельствах и эпохах. При этом введенные им обороты и термины столь часто использовались по отношению к явлениям и приемам из века XX, что нам кажется, что Клаузевиц изначально именно такое содержание в них и вкладывал, что совершенно не верно. Участь трудов Клаузевица лишь немногим лучше подвергавшихся страшным нападкам работ Ф. Ницше, уличенного едва ли не в нацизме за то, что именно его, как и миллионы германских солдат Первой мировой, избрал в свои «учителя» некто А. Шикльгрубер. Ни первого, ни второго из властителей дум не спасли от огульных обвинений даже их бесспорные личные моральные качества и подчеркнутое внимание к проблемам этики, в том числе в политике и в военных действиях. Своего рода логичным следствием обвинений в адрес Клаузевица стало перенесение в 1971 г. его останков из польского с 1945 г. Вроцлава на территорию тогдашней ГДР…
Хотя бундесверу приходилось (и приходится) с крайней осторожностью относиться ко всему, что может быть воспринято как преемственность в милитаристской традиции, надо признать, что актуальности для военных Клаузевиц не теряет, и не только в тех странах, что могут себе позволить более открытое обсуждение жесткой внешней политики[8]. Конечно, действующее в ФРГ и по сей день общество бывших офицеров, генералов и адмиралов германских вооруженных сил (в нем состоят и видные военные историки), названное именем Клаузевица, заявляет лишь о том, что стремится сохранить память о великом военном теоретике, старательно дистанцируясь от какого-либо намека на «практическую» дальнейшую разработку его уроков и рекомендаций. Однако такая концентрация на скорее мемориальной функции вовсе не препятствует попытке переосмыслить его наследие с точки зрения геополитики, то есть того, что современники и последователи долгое время считали лишь второстепенным элементом его рассуждений о стратегии. Вполне вероятно, что вскоре в серии трудов общества Клаузевица появится и том, посвященный ему как геополитику или теоретику воспитания инициативных лидеров и командиров.
Особенности представленного издания
Несмотря на существенно сокращенный объем, в данном издании стремились сохранить манеру и логику изложения автора, свойственную его эпохе и отражающую ментальность и культурный фон выдающегося прусского генштабиста. Разумеется, Клаузевиц оперирует огромным количеством примеров из военной истории XVIII – начала XIX столетия, многие из которых уже давно лишены сколько-нибудь широкой известности или актуальности. Это делает необходимым масштабные пояснения военно-исторического характера, которые призваны, главным образом, лишь пояснить смысл наскоро брошенных Клаузевицем, словно «само собой разумеющихся» намеков и аллюзий, но вовсе не стремятся к созданию исчерпывающего комментария об историческом фоне эпохи Наполеоновских войн. Это вызвано желанием подчеркнуть теоретическую ценность концепций и идей Клаузевица, не заслоняя их излишней фактологией, представлявшейся самому автору, активно и ловко ее использовавшему, столь необходимой и вполне известной будущему читателю.
8
См., напр.: