Мальчик мой вернулся домой через неделю. Мы вместе с ним ехали домой на школьном автобусе. Была середина мая, недавно прошел День Победы. Всю дорогу ребятишки самозабвенно пели патриотические «военные» песни. Сын рассказал, что к ним на праздник приезжали ветераны Великой Отечественной войны и молодые солдаты из военной части. Привозили полевую кухню, кормили детей солдатской кашей из котелков, стреляли из автоматов холостыми патронами. Вся школа ездили на панихиду к памятнику погибшим героям. Мой сын был потрясен теми документальными фильмами о Великой Отечественной, которые им были показаны в школе. Он стал с гордостью говорить мне, что он —правнук погибшего на войне офицера, стал интересоваться судьбой погибшего прадеда, рассматривать его письма с фронта (у нас сохранилось несколько писем).
Я не узнала своего ребенка. Это был совсем другой человек. Он всегда был хорошим мальчиком, но теперь это был спокойный и уравновешенный парень. С ним не нужно было препираться, чтобы он сделал то-то и так-то, поскольку теперь он исполнял все просимое с первого раза и с большой готовностью. Кроме прочего, он все время пел Пасхальный канон, шептал утренние и вечерние молитвы. Играет — и поет, рисует — и поет, собирается на улицу и тихонько шепчет «Царю Небесный». Причем не намеренно, а как бы вслед за тем, что звучит внутри него.
От новых педагога и воспитателя я узнала, что Илья прекрасно уживается со своими товарищами по классу и по комнате. Правда, возникли сложности: привычка писать в тетрадях, «как курица лапой», сказалась на отметках. То, что в прежней школе оценивалось на «отлично», из-за неаккуратных записей теперь могло оцениваться только в три балла. Но год он закончил хорошо, почти на одни «пятерки». Впереди — пятый класс, опять новый педагог, кабинетная система обучения, учителя-предметники. Начальная школа устроила своим выпускникам грандиозные проводы. С ребятами целый день занимались воспитатели и учителя, играли, дарили подарки, все их поздравляли, устраивали конкурсы и состязания, а под вечер был прощальный костер с первой их учительницей, родителями и родственниками детей. Пели песни, загадывали загадки, жарили сардельки на огне, рассказывали смешные истории, вспоминали первые три года учебы, возились с утра и почти дотемна. А потом все разъехались на каникулы.
Сын с нетерпением ждал начала учебного года. Он добросовестно перечитал всю заданную на лето литературу, тормошил меня, чтобы я помогала искать ему нужные книги, а после мы часто обсуждали прочитанное. Надо сказать, что он не очень любил читать. Впрочем, почти все современные дети отдают предпочтение телевизору. Но в новой школе порядки были особые. Там принято было слушаться воспитателя беспрекословно. И если была дождливая погода, то наставники вели своих подопечных не на улицу, а в читальный зал. А там, хочешь —не хочешь, но читать приходилось. Воспитатели не давали мальчикам слоняться без дела, а если кому-то не нравилась выбранная книга, то в библиотеке всегда можно было обменять ее на другую, более привлекательную. Илья до каникул успел прочитать многое и, похоже, почувствовал вкус к чтению.
До каникул ребята успели побывать в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре, в монастырях Москвы, Илья навез оттуда святынек: камушек с Данилова подворья, бутылочку с освященной водой от мощей Патриарха Тихона, иконочки и крестик от Преподобного Сергия. У братьев-монахов навыпрашивал ладана, привез и целых свечек, и огарочков и целыми днями рассматривал свои сокровища, звал меня и бабушку и рассказывал, что и откуда он привез. С удивлением и благоговейным восторгом говорил, что, когда прикладывался к мощам Преподобного Сергия Радонежского, то почувствовал, что сквозь стекло на него пахнуло теплом: «Мамочка, так он — живой?!»
Тут же вспыхнула страсть к собиранию икон. С каждой службы в нашем храме он приносил домой по иконе, выпрашивал у меня деньги на новые и умолял: «Ну, мамочка, ну, любимая, ну, давай купим этого Спаса (Михаила Архангела, Матушку Божью или другой образ), у нас таких еще нет! Будут у нас денежки на хлеб, не бойся, что не будет, Господь управит. Давай купим иконочку, ну, пожалуйста»! Да не боялась я остаться без хлеба насущного, боялась, что почитание икон может превратиться в некое подобие коллекционирования. Но нет. У моего сына на всякий житейский случай было по иконе. Он знал святых угодников Божьих, которые могут помочь в той или иной ситуации, и мне доводилось подглядеть, как он, уединившись, молится, обращаясь к образу святого на иконе. Тогда мне стало ясно, что, если сын «запирается» на время молитвы, значит, у него происходит в душе такое, что не зависит от нашего общения с ним.