Тот облизнул губы и сказал тихо, но уверенно:
— Мне не нравится химия.
— Что?
— Мне не нравится химия, — повторил он чуть громче.
От неожиданности Корнель онемел. Затем он резко заговорил, вначале тихо, но постепенно повышая голос:
— Вам не нравится? И вы осмеливаетесь говорить об этом? Вы полагаете, что мне нравится кричать на вас? Многое может не нравиться. Большинство вещей на свете нам не нравится. Но мы обязаны делать свое дело! Понимаете, обязаны!
Яак упрямо опустил голову.
— А вы, Аарне?
— Я могу сказать то же самое.
— Что значит: то же самое?
Ответа не было. Но Корнель не мог так легко сдаться, он требовал, допытывался, просил. Чем вызвано такое отношение к серьезным вопросам? Никто не говорил об этом. Казалось, головы у всех забиты пустяками.
Корнель пытался найти ответ в их глазах. Но никто не решался взглянуть на него, никто не осмеливался смотреть даже на своего соседа. Одни изучали свои руки, другие смотрели в потолок.
Тишина. В чем дело? Одиннадцатый «А» был составлен из нескольких параллельных классов и даже из учеников других школ города. Корнель знал, с глазу на глаз каждый из них, возможно, и говорил бы откровенно, но все вместе… Неужели они, действительно, совершенно чужие друг другу?
Ему не оставалось ничего другого, как закончить урок. Всю дорогу домой он думал о своем классе. Больше всего удивлял его Аарне, который когда-то был его лучшим учеником. Корнелю казалось, что мысли Аарне заняты какой-то девушкой. Однако к вечеру он забыл об этом.
…В классе дискуссия разгорелась после ухода Корнеля.
— Послушайте, вы вообще надеетесь кончить школу? — спросил Харри. — Как вы думаете?
— Если продолжать в таком же духе, то, естественно, нет, — усмехнулась Лийви. — А ты что предлагаешь?
— С меня спрос невелик. Я буду последним из тех, кто кончит.
— Кто виноват? — вмешалась Криста, выжимавшая у крана тряпку.
— Почем я знаю…
— Сам виноват, — сказала Лийви.
— Прекрасно… — Харри вскочил на край стола как раз перед Лийви. — А если я не умею учиться? Кто тогда виноват?
— По-видимому, все-таки ты сам… И вообще, что это за разговоры: не умею учиться?
— Меня не заставили учиться.
— Детский лепет, — презрительно сказала Лийви. — В одиннадцатом пора самому понимать, что от тебя требуется.
— Пожалуй, Харри прав. — Андо постучал по разбитому стеклу, покрывавшему учительский стол. — Три года от нас ничего не требовали. А теперь вдруг требуют. Как будто я виноват, что мне лень…
— Конечно, виноват, тебе уже сказали… — Лийви взяла свою папку.
— А, брось… Три года учились, готовили к каждому уроку столько-то и столько-то страниц плюс столько и столько строк. А теперь извольте: обобщайте! Из пальца высоси.
Лийви снова положила папку на стул.
— Что же надо было делать?
— Не знаю… Надо было спрашивать побольше и обо всем, а не только по строчкам. И вообще я сам не знаю, что надо было делать. К тому же, это дело учителей. Меня это касается еще только шесть месяцев.
Что правда, то правда… Через шесть месяцев начнутся экзамены. Аарне усмехнулся.
— Корнель обещал еще сколотить за это время коллектив.
— Интересно, а как он это сделает? — спросила Лийви.
Она была небольшого роста и смотрела на Аарне снизу вверх.
— Лийви, ты чему-нибудь веришь?..
Криста собрала тряпки и щетки, отнесла их к двери и ополоснула руки. Потом повернулась к остальным:
— Скажите, почему у нас каждый сам по себе? Этим даже воздух пропитан.
У Лийви ответ был готов тотчас же:
— Разная степень развития.
Все задумались, а Харри сказал:
— Может быть, это и верно… Но как-никак… мы же почти одногодки, все кончили десять классов. Если и имеется разница, то, думаю, не такая уж большая. И это не должно быть помехой.
— Однако это так, — сказала Криста.
— Хорошо! А что же дальше?
— Ничего, — ответил Андо.
— Оставить, как есть?
— Слишком поздно что-нибудь менять. Все равно скоро все разойдемся.
Самое простое решение, думать так было легче всего.
Когда возвращались домой, на солнце белели первые сугробы и под ногами скрипел снег.
Аарне свернул на свою улочку. Все искрилось. С деревьев на землю осыпался иней. Был удивительно красивый день, но Аарне почувствовал вдруг какой-то непонятный страх.
Тетя Ида поставила на стол картошку и котлеты. В маленькой кухне было жарко. Сама села напротив Аарне и улыбнулась. Внимательно следя за его движениями, она спросила: