Уходя, молодой человек сказал:
— Мы, конечно, оштрафуем вас. Кроме того, в прихожей нужно заменить всю огнеопасную проводку. До тех пор вам запрещается пользоваться электричеством. До свиданья.
Дверь закрылась. Тетя Ида спросила:
— Кто бы мог донести на нас? Кто?
— Не знаю, — сказала ее сестра.
Аарне пошевельнулся.
Тетя Ида внимательно посмотрела на него.
Откровенный день
ПО ВЕЧЕРАМ В ЖЕЛТОМ ДОМЕ горела свеча. Радио молчало, и тетя Ида ложилась спать очень рано. Заниматься было негде. Когда по алгебре появилась еще одна двойка, Корнель сказал:
— Мне кажется, что я должен вызвать в школу вашу мать… — Затем повернулся и ушел.
В тот же вечер Аарне пошел к нему домой.
…КОРНЕЛЬ ОТКРЫЛ ДВЕРЬ. У него было непроницаемое и деловое выражение лица.
— Здравствуйте…
— Здравствуйте.
Кивком головы он предложил Аарне войти.
Аарне снял пальто. Он чувствовал себя мальчишкой, прыгнувшим на поезд, который все убыстрял свой ход. Он боялся передумать и поэтому быстро шагнул через порог.
Аарне сел на диван, Корнель в кресло. Его лицо было все таким же непроницаемым. Видимо, он ждал, что разговор начнет Аарне.
Молчание становилось неприличным.
— Я пришел, чтобы…
Корнель подпер рукой подбородок. В соседней комнате кто-то терзал скрипку: цыганские напевы в интерпретации начинающего.
— Я пришел, чтобы сказать… Я хочу сдаться. Я больше не могу, понимаете, — выпалил Аарне и тут же почувствовал, как театрально все это прозвучало. Как в любительском спектакле.
Лицо Корнеля оставалось невозмутимым. Только, может, проскользнула незаметная усмешка. Но только на мгновение.
— Что вы хотите сказать этим?
Корнель взял сигарету, зажег ее и положил спички на стол.
— Я… Я не могу…
Аарне с отвращением почувствовал, что сейчас заплачет. Он старался успокоиться. Ведь в конце концов…
— Знаете… Я должен с вами поговорить… Понимаете?
— Может быть…
Казалось, что Корнель в какой-то мере наслаждается происходящим.
— Я не могу так больше… Я должен был сюда прийти… — Слова полились. — Я сойду с ума, поверьте мне. Что же я все-таки сделал? В чем я виноват? И что будет дальше? Скажите, что мне делать?
— Я знал, что вы придете. Вы должны были прийти. Я сделал так, что у вас не оставалось другого выхода.
— Зачем?
— Если бы вы не пришли…
— А зачем? Для чего это нужно?
Корнель положил сигарету на край пепельницы и в первый раз улыбнулся. Взгляд его оставался по-прежнему холодным и непонятным.
— Когда-нибудь человек должен начать думать… Не так ли?
— Вы решили, что я вообще не думаю?
— Не знаю, я только делаю выводы из вашего поведения.
— Какие выводы?
Корнель сделался серьезным.
— Например… Надеетесь ли вы кончить школу? — Он отряхнул с рукава своего коричневого костюма пепел.
Аарне молчал.
— Конечно, надеетесь. Но одной надежды мало. Время надежд уже прошло, понимаете? И еще вот что… Как вы обращаетесь со своей хозяйкой? На днях она приходила ко мне.
— И, конечно, наболтала вам всякой чепухи?
— Вам обязательно нужно именно так говорить?
— Но скажите сами, как по-вашему, что это за история с дневником? Что это за сговор?
Корнель оперся о кресло.
— Дело вовсе не в этом, дорогой Аарне… Вы ведь ничего не понимаете. Ничего. Ведь то, что вы говорите, совсем не важно.
— Как так?
— Разве я отрицаю, что она сварлива и старомодна? Я же не оправдываю ее. Но поймите: зачем вам раздражать ее? В жизни нужно уметь обходиться без крика. Оставьте в покое старого человека. Ее представлений уже не изменить… Вы должны это понять.
— Может быть. Но попробуйте пожить в этом доме. Пожалуйста, попробуйте! Извините, но я уверен, что вы не выдержите.
— Надо выдержать.
— Я не могу. Не могу больше.
— Вы не умеете терпеть? — удивился Корнель.
— Терпеть? Во имя чего?
По лицу Корнеля скользнула какая-то тень, он потушил сигарету и посмотрел в темноту окна. Он, вероятно, искал правильный ответ.
— Ну, если вы так спрашиваете, то вы совсем еще не умеете жить. В жизни никто не отпирает дверь ногой. А у вас совсем, нет характера.
— ?
— У вас еще не выработался характер. Вы еще ребенок. Вы никогда не думаете, что вы можете, а чего нет.