Она нерешительно ответила:
— Хорошо, я покажу…
Аарне очень хотелось, чтобы Майя вела себя тактично. Он хорошо знал Лийгер и ее излишнюю чувствительность.
— Я назвала это — «Музыка Баха», — сказала Лийгер об одной из картин.
Фигуры стремились вверх, дрожали, сверкали тонкими черными линиями. Бах. Культ, трепет, стремление. Взлет, громы в облаках.
— Я люблю Баха, — сказала Эста Лийгер. — Вы меня понимаете?
— Да, понимаю, — медленно проговорил Аарне. — Пожалуйста, верьте мне, хорошо?
Взглянув на Майю, он заметил, что девушка равнодушно листает какой-то журнал. «Конечно, о чем может сказать эта картина человеку, не любящему музыку?» — подумал он. Когда-то Майя равнодушно пожимала плечами и у картин Чюрлениса. «А если я мелочен?» Он улыбнулся.
В соседней квартире гремел джаз. А в темной комнате сидели трое и разговаривали почти шепотом. Певица пела:
— Да, — вздохнул Аарне. — Вы верите в нас?
— Да, пожалуй, но… Боже мой, ведь дети всегда были. Почему же теперь дети стремятся стать общественной силой?
— Да, это так! — Аарне ударил рукой по столу. — Мне нравится Осборн, да, нравится! Я хотел бы протестовать так же, как он!
— И я бы протестовала, — улыбнулась Лийгер. — Но против чего? Протест проходит вместе с молодостью…
Аарне разгорячился.
— Вы спрашиваете, против чего! Вы думаете, что против жизни или государственного строя? Ерунда! Нет! Я протестовал бы против сонливости. Я стучал и кричал бы, как Джимми Портер: «Эй! Давайте представим на мгновенье, что мы люди!» Я сказал бы: «Давайте бороться с кретинами!» Но… я заметил, что с тех пор, как это слово вошло в моду, больше всего его употребляют сами кретины! Да! Быть человеком!.. Разве художник не обязан показывать людям их жизнь?
— Может быть… — задумчиво произнесла Эста Лийгер. — О чем вы только не думаете… Мы были гораздо старше, и то не ломали голову над такими проблемами.
— Нам слишком легко все достается, — ответил Аарне.
Лийгер встала и зажгла свет.
— Ой, Майечка, вам, конечно, скучно… Мы болтали глупости и, кажется, увлеклись…
— Мне не было скучно…
— Который час? — спросил Аарне.
— Посидите еще. Только половина десятого.
— Нет, мы должны идти.
Остановившись у дверей, Аарне сказал:
— Мне нравится спорить с вами.
— Мне тоже, — ответила Эста Лийгер. — Заходите же ко мне, а то вдруг я состарюсь.
— ТЫ СКУЧАЛА?
— Нет, правда, нет. Только…
— Что — «только»?
Аарне взял Майю под руку.
— Аарне, я не подхожу… я… ты понимаешь?
— Нет.
Аарне остановился. Остановилась и Майя, внимательно глядя на него.
— Да, мы слишком разные…
Девушка опустила голову к Аарне на плечо. Он почувствовал на щеке ее волосы и услышал, как Майя повторила:
— Мы слишком разные, Аарне…
«Странно, как это верно», — подумал он, но заставил себя сказать:
— Перестань! С чего это ты взяла?
— Знаешь, я слушала вас и завидовала. У вас есть мысли…
— А у тебя что, нет?
Майя ничего не ответила. Аарне чуть было не сказал что-то обидное… Но Майя не смеет завидовать… Нет, не смеет!
Он говорил ей об этом долго. Девушка слушала и, казалось, была во всем согласна. Но тут же она сказала:
— Поверь, Эда гораздо лучше меня…
Аарне вздрогнул. Лишь через минуту он прошептал:
— Эда… Почему? Почему ты вспомнила о ней?
— Просто так… Я знаю.
— Что?
Майя опустила голову и упрямо замолчала.
— Ты думаешь, что я люблю ее?
— Но ты мог бы любить, да? Она умная!
Аарне рассердился.
— Ты дура.
— Ты прав, — сказала Майя.
— Перестань! Хочешь доказать, что ты в самом деле… да?
— Что же мне остается?
Аарне остановился. «Мы говорим, не понимая друг друга, — подумал он. — Это все-таки случилось».
— Майя!
Он схватил ее и сильно встряхнул. Может, он хотел разбудить ее?