Я представляю себе это так отчетливо, что начинаю удивляться людям. Кабальеро и лазурное небо… Всегда бывает мало того, что есть.
А я поеду в Пярну, растянусь на песке и закрою глаза. Только море будет шуметь, все остальное исчезнет, и хоть раз в жизни я не должен буду обязательно что-то делать. Если говорить об очищении, то оно возможно только у моря.
Впрочем, я могу посмеяться и над этим. Потому что на самом деле… Ну что такое на самом деле это море? Масса воды без конца и края. Это не такая штука, которую можно взять под мышку и притащить домой. Оно не дается в руки. И твою душу наполняют тоска и сладкая боль.
Но это ничего не значит, что я могу так думать. Я могу думать и по-другому. Я вообще по-всякому могу думать. Иногда мне нравится посмеяться над возвышенными вещами. И не потому, что я какой-нибудь циничный фашистский тип, как заявил наш школьный комсомольский секретарь Пихлак, а потому, что если вещь действительно прекрасна, то ты хочешь изучить ее со всех сторон и не боишься, что она развалится. Она в тебе и она твоя, эта драгоценная вещь, и ты знаешь ее истинную цену.
Я ведь могу сказать, что море и любовь к морю — это все выдумки, но мне ничто так не дорого, как море.
Какой-нибудь пижон может сказать, что для меня нет ничего святого. А вы думаете, что у тех, кто на все глядят влажными телячьими глазами, есть что-нибудь святое? Вы думаете, что тот, кто берет на руки каждого младенца и сюсюкает над ним, обожает детей? Вы думаете, что зевак, рыдавших на могиле Ааво, прямо распирало от жалости и благоговения? Мы, мальчишки, не плакали. Мы знали, чего стоит наш друг, только мы знали это, и мы имели право гордиться и смотреть на других свысока.
Только так можно жить в наше время. Переживать в себе, но не пихать свои чувства другим под нос. Ведь они ни за что в жизни не поймут тебя, да им и незачем понимать. Это нормально. Они тут же выскажут тебе свое мнение, и для них это мнение, конечно, гораздо важнее, чем ты сам.
Вот так думаю я о земных делах. Может быть, я неправ, ведь мне только восемнадцать. Ладно, это мы увидим позже, так как в восемнадцать я в любом случае рассуждаю как восемнадцатилетний, и было бы ужасно, если бы я вдруг стал рассуждать как тридцатисемилетний. Позвольте мне побыть дураком. Все равно с годами я поумнею.
Я СОВСЕМ ОБЫКНОВЕННЫЙ ПАРЕНЬ. Конечно, не самый обыкновенный. Только в романах последнего времени все страшно обыкновенные. Разве я такой уж обыкновенный? Как-то не хочется верить. Даже имя у меня необычное: Лаури. Такие имена встречаются не часто — одно на пятьсот. Так что я уже чуть-чуть необыкновенный. Конечно, не только поэтому. Ведь считать себя обыкновенным — это попахивает притворством, и быть обыкновенным довольно-таки страшно. Тогда ты просто нуль, и тебя можно выкинуть на помойку. Что-то ты все же должен уметь лучше других. Хотя бы копать землю или щелкать на счетах. Тогда от тебя в этом мире будет какая-то польза. Если же ты считаешь себя обыкновенным, то все другие покажутся тебе необыкновенными, и ты готов плясать под их дудку. И тогда все пропало.
ЗАВТРА мы с Малле поедем к морю. Может быть, там будет лучше, чем здесь. Там все чисто и ясно: внизу вода, наверху небо, под ногами песок. Нет этой извечной муры, которая здесь так раздражает и мешает думать. Ох, как мне хочется к морю!
Малле выглядит гораздо спокойнее. Это и понятно, она ведь старше меня на два года… хотя я думаю, что и через два года я останусь таким же.
Я почему-то надеюсь, что никогда не состарюсь. «Пусть в моих членах оседает свинец, пусть увядает луг моих кудрей» и так далее. Понимаете?
А Малле говорит, что чувствует себя старой. И когда она это говорит, у нее такое лицо, что ты уже ничего не можешь возразить. Знаешь, что все это сплошной треп и ерунда, а возразить не можешь. Наверное, я все-таки слишком молод. Но ничего, придет время, и я смогу ответить человеку даже тогда, когда у него такое лицо, от которого немеешь.
Старая в двадцать лет? Смешно, но я готов поверить. Малле говорит это так, что ты, будто воды в рот набрал, начинаешь невнятно бормотать и гладить ее плечо. Но мне кажется, что она была такой уже тогда, когда мы встретились впервые. Это довольно глупая история.
ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМ я возвращался из кафе. Это было прошлой весной. Мы с приятелями распили пару бутылок, и я чувствовал себя очень легко. Проходя мимо витрины книжного магазина, я заметил, что впереди творится неладное. Два здоровенных парня приставали к какой-то девушке. Когда я приблизился, она довольно громко крикнула: