Серго нам подсказал, что усилия следует сосредоточить на организации производства.
Замечательный и неутомимый организатор промышленности, он умел выслушивать своих собеседников, ясно представлял себе главные трудности в их работе и кратко излагал суть дела. Вот уж действительно в каждой его фразе «словам было тесно, а мыслям просторно».
Мы вернулись на завод и принялись за организацию электродного производства.
– Ты занимайся ферросплавами, а я буду верхом сидеть на электродном заводе до тех пор, пока там дело не наладится.
В заводоуправлении Власов не показывался несколько дней. А когда я его увидел, то сразу же спросил: «А тыне болен, Марк Александрович?» Глаза у него были красные, он осунулся, руки были в смоле. Пятнышками смолы были украшены также лоб и щеки.
– Ну, дело как будто бы поправляется, – сказал он. – Серго был прав, все зависело от организации и производственной дисциплины. Вчера стали прессовать электроды, и вдруг мне показалось, что в выдавливаемой прессом электродной массе запрессована щепка. Стали ковырять и знаешь, что вытащили? Кувалду вместе с ручкой! Как она туда попала? Случайно, по небрежности кого-то из работающих? Или, может быть, кто-то ее умышленно бросил, пытаясь вывести из строя пресс? Сейчас разбираемся с этим делом и вместе с тем просматриваем всю цепочку движения материалов до пресса. Надо создать на производстве такие условия, чтобы полностью исключить возможность таких случаев.
Завод набирал темпы. – Количество брака снижалось, а производство росло. Совершенствовалась технология. Все учились, приобретали опыт. Рабочие учились у инженеров, а молодые инженеры – у опытных рабочих. На основных производствах, собственно, все были молодые – и инженеры, и рабочие. Одним из «старых» был я – мне шел 36-й год.
Не было ни одного квартала, чтобы завод не выполнял плана. А раз план выполнялся, то, помимо основной зарплаты, шли премии. Настроение у всех было приподнятое. Люди вносили много интересных предложений по дальнейшему совершенствованию технологии производства, конструкции печей, инструментов.
Прошло всего несколько месяцев, нет, не прошло, пролетело, а как многое уже изменилось! Я хорошо помнил первые дни своего пребывания на заводе, хмурые лица рабочих и растерянность инженеров и мастеров. Из-за массового брака план не выполнялся, и заработки были низкими. Как-то я остановился у печи и спросил у бригадира, как его дела? В ответ услышал горькие слова:
– Как дела? Вчера велосипед продал. Денег нет на еду. Велосипедом меня премировали за строительство вот этих самых печей, а теперь его продавать пришлось. Жена хотела было детское одеяло продать, но я не дал. Что я малышу скажу, когда он спросит, где одеяло-то? Не знаю, что дальше и делать. На другой завод подаваться не хочется, привык я тут. Ведь когда я сюда пришел, здесь пустырь был – только полынь росла, а теперь вон сколько печей ревет!
И он с каким-то остервенением стал лопатой забрасывать в печь известь.
Теперь все изменилось. Я видел это по веселым лицам работающих у печей, их задорным шуткам. О достатке свидетельствовали даже звонки… из челябинской милиции.
– Вчера ваши разгулялись. После получки, что ли? Забрать пришлось. В ресторане «Урал» посуду побили. Кто за убытки платить будет? Вы заплатите или в суд дело передавать?
Во мне боролись два чувства – опять, вероятно, Невский разошелся. Один из лучших бригадиров, но, когда выпьет, удержу нет.
Вероятно, опять каяться придет и будет утверждать, что черт попутал, и опять будет зарок давать больше хмельного в рот не брать. Нет, хватит, уволить придется. А работник великолепный. Как его любит бригада! За месяц они почти тройную норму выполнили. Без Невского этого бы не сделали. Завтра вся бригада придет просить за него. А может быть, все же еще раз поговорить с ним?
– Так заплатите, что ли, за убытки-то? Может быть, на этом и порешим?
По голосу начальника отделения милиции я чувствовал, что ему не хочется заводить судебного дела.
– А много посуды побили?
– Всю, что на столах стояла. Наши пробовали было остановить Невского-то, да разве его удержишь. У него не руки, а кувалды, – в голосе начальника слышалось плохо прикрытое восхищение. – Как же быть-то теперь?
– Что же делать, придется платить. Больно уж работники хорошие.
– Да, мы говорили с ними, когда они проспались-то. Каждый из нас, говорят, за троих работал. Можно и согрешить было. Сами жалеют, что так вышло.
– Ну, тогда на этом и порешим.
Несмотря на явные успехи, мы все же не были вполне довольны результатами, хотелось большего. Было желание сразу устранить все недостатки, ликвидировать все узкие места производства. «Не сдерживай», «Не расхолаживай» – это был девиз всего производства.