На всю семью было одно полотенце. Оно висело у умывальника.
Во всех рабочих семьях пользовались самым дешевым мылом – обычно кусочком, обмылком, который оставался после стирки белья. Теперь такое мыло называется хозяйственным.
Мыло, упакованное в цветную бумагу, называлось тогда у нас «личным» или «духовым», оно было недоступно по цене. Такое мыло попадало в руки очень редко. В нашей семье только тетки иногда получали в качестве подарка на день рождения по куску такого мыла.
Зубных щеток и порошка для чистки зубов и в заводе не было – зубы никто вообще не чистил.
Я не помню, чтобы до революции у меня или других членов семьи были когда-нибудь покупные носки или чулки. Их всегда вязала мать, она же их и штопала. Покупные были дороги. А когда носки или чулки нельзя было больше чинить, мы их распускали и сматывали нитки в клубок. Смотанная старая пряжа использовалась для вязки новых чулок.
Отец вообще не носил ни чулок, ни носков – он пользовался портянками.
– Да разве носков-то напасешься, – можно было слышать от него, когда мать предлагала связать носки для него.
Из детей новые ботинки, как самый старший, получал только я, другие донашивали мои. Для того чтобы удлинить срок носки обуви, отец шурупами привертывал к каблукам и на подошву железные пластинки, которые он нарубал из старых бочарных обручей. Ботипкп становились тяжелыми и при хождении издавали железный лязг.
Так как не все пластины хорошо закреплялись, то некоторые хлюпали и звенели, что напоминало мне звон кандалов, который я слышал как-то, когда по улице гнали арестантов.
В первые же месяцы после революции я сменил свою обувь на солдатскую, вступив добровольцем в ряды Красной гвардии, и больше уже никогда не носил обуви с «кандальным звоном».
Верха ботинок обычно чинились, и они пестрели заплатами разного размера и формы. В заплатах обычно были также рубашки и брюки. Заплаты часто ставились из материн другого цвета, и такая одежда производила странное впечатление своей пестротой.
Я был сильно поражен, когда, будучи в 1960 году в Нью-Йорке, в центральном парке города встретил большую группу молодых людей в длинных куртках, на которых были нашиты цветные лоскутки. Вид этих молодых людей – небритых, с длинными, нерасчесапными волосами – в этом необычном пестром одеянии, свидетельствовал не о нужде – одежда была новой, опа говорила о желании обратить на себя внимание, о каком-то манерпичаньи, желании произвести впечатление необычной вычурной одеждой и всем своим обликом.
Пестрота наших рубах, штанов и обуви в те годы была вынужденной. Нужда заставляла мастерить одеяла из полотипщ, в свою очередь сшитых из мелких разноцветных лоскутков, квадратов, уголков, полосок. Для этого использовались все мелкие кусочкп материи, остающиеся от выкройки кофточек, рубашек, платьев.
Дети рабочих рано начинали трудовую жизнь. Когда школьников распускали на летние каникулы, мне нужно было искать временную работу. В эти каникулярные месяцы необходимо было заработать на обувь, одежду, книги. Позже пришлось и в учебное время искать работу – отцу было трудно. Нужно было помогать. Из детей я был старшим. Воспоминания о детстве связаны с поисками платных уроков.
Затем война. Глухое брожение среди рабочих на промыслах, и, наконец, взрыв и водоворот революционных событий в 1917 году.
Демонстрации, митинги, собрания. Казалось, что люди, молчавшие всю свою жизпь, не могут наговориться.
Но война еще не окончена. На Баку движется турецкая армия Нури-паши. Поднимает голову внутренняя реакция. Она пытается задушить революционный порыв народа.
Мы, взрослые члены семьи – отец, я и брат Николай, худенький паренек, годом моложе меня, – уходим добровольцами в Красную Армию.
Силы революции и контрреволюции не равны.
Арестованы 26 бакипских комиссаров. Многих из них я знал лично, часто видел на митингах и собраниях. Слушал их пламенные речи.
Власть захватили муссаватисты. Большевики уходят в подполье.
Первая встреча с представителями подпольной организации. Нас – четырнадцать рабочих телефонной станции – принимают в партию. В восемнадцать лет я был избран секретарем подпольной партийной ячейки.
В то время люди созревали рано – условия жизни и сами события были стимуляторами роста.
А кто же будет восстанавливать Советскую власть!
При образовании партийной ячейки на телефонной станции представитель подпольной большевистской организации сказал:
– Если хотите вновь установить Советскую власть, то надо самим и действовать. Кто же за вас будет ее восстанавливать? За нее надо бороться.