Дороги хорошие, но очень узкие, хотя эго и не создает затруднений, так как движение здесь небольшое. Кругом поля и сады. Ехали мы со средней скоростью, вдруг я услышал, как что-то стукнуло в переднее стекло. Девушка остановила машину, вышла и вернулась с убитой маленькой птичкой.
– Я дальше ехать не могу, – заявила она. – Это моя душа. Она предупреждает меня, что дальше меня ждет смерть.
Лицо ее было бледно, а глаза наполнены страхом.
– Но ведь мне во что бы то ни стало надо попасть на завод – там меня ждут!
– Не могу, – решительно повторила девица. – Меня там ждет смерть. Это предупреждение, – и она протянула мне как вещественное доказательство мертвую птицу.
– Что же мне делать?
– Мы вернемся с вами в Мишвилль, и вы наймете другое такси. Я с вас ничего за проезд не возьму – это моя вина.
Мы стояли в поле. Высоко в небе кружили жаворонки. Была чудесная погода. Не верилось, что здесь, в центре Европы, еще существуют подобные суеверия. Но делать было нечего – надо возвращаться в Мишвилль.
…В конце моего путешествия по Лотарингии я решил, что нельзя быть рядом с Верденом и не посетить его. Я прибыл сюда поездом. На привокзальной площади стояло несколько такси. Я высмотрел пожилого водителя и направился к нему.
– Мне хотелось бы осмотреть места боев под Верденом, – с грехом пополам объяснил я ему. Шофер понял, что перед ним иностранец, и спросил, кто я – из какой страны. Когда он узнал, что я русский, его лицо расплылось в приветливой улыбке.
– Я участник боев под Верденом и могу вам все рассказать. Садитесь.
Я сел рядом, и мы поехали. Даже через пятнадцать лет эти места производили тягостное впечатление.
– Это место называется bois[90].
– Но почему же оно так называется? – спросил я. – Здесь нет ни одного дерева.
– Все было снесено артиллерийским огнем. На этой почве долго ничего не росло. Теперь вот появились трава и кустарник, – пояснил мне мой гид.
Потом мы подъехали с ним к могиле «торчащих штыков».
– Солдаты готовились выйти из траншеи и взяли ружья, но в это время немцы обрушили на траншею шквал твоих «чемоданов», и солдаты все были засыпаны землей. Их даже не откапывали. Видите, кое-где из-земли торчат штыки винтовок, – пояснял мне шофер.
Уже после войны эта траншея была преобразована в памятник. По обеим ее сторонам были поставлены небольшие колонны, возведена кровля, а между колоннахми установлены решетки. Поехали дальше. Вот здесь была деревня – теперь стоит только вот этот столбик, на котором прикреплена дощечка с наименованием деревни. А еще дальше – огромное поле, занятое крестами и каменными плитами, – кладбище. Здесь многие тысячи крестов и плит, кресты для христиан, плиты для мусульман.
На холме в центре кладбища длинное строение, из центральной части которого поднимается башня.
– По ночам она освещается неоновым светом, так что видна издалека, – пояснил мне шофер.
Это страшный памятник жертвам войны. В подвальном этаже собраны кости и черепа погибших. Через многочисленные окна, расположенные на уровне земли, по всей длине здания можно впдеть бесчисленное количество человеческих черепов.
А внутри все стены испещрены фамилиями тех, кто погиб во время осады Вердена. Здесь заделаны урны или просто высечены имена сложивших свои головы. В довершение всего шофер предложил мне осмотреть форт Дуомон.
– Я находился в нем во время войны, – сказал он.
Мы осмотрели форт – спустились туда, где были казармы, хранилища боеприпасов, прошли к бойницам.
– Вот эти три метра перед фортом немцы не могли пройти в течение недели, но наконец все же им удалось их преодолеть. Бои продолжались у самого входа. Здесь, – и шофер обвел рукой равнину, простирающуюся у подножия холма, превращенного в укрепление, – здесь каждый метр продырявлен снарядом или пулями, все полито человеческой кровью.
Поздно ночью я вернулся в Париж, буквально потрясенный страшной картиной свидетельств самой кровавой битвы, которая была за всю «историю человечества. Под Верденом с обеих сторон пало около миллиона солдат.
На следующий день я выехал в Германию. В Аахене проверка документов. В коридоре вагона, в котором я ехал, мне показался подозрительным молодой человек, который несколько раз прошелся мимо моего купе. «Шпик», – подумал я. И вдруг мне пришла в голову сумасбродная мысль: «Неужели я от него не отделаюсь?» Вспомнил Баку. Когда я работал в подпольной организации, мне нередко приходилось уходить от шпиков. «Там ведь нужно было, а здесь зачем?» – подсказывал мне голос разума. Но очень уж казался мне нахальным этот молодой человек, прохаживающийся по коридору. Надо оставить его с носом, пусть не думает, что он все может.