— У меня нынче для вас парочка дел, Джим! — Побуревшее, обветренное лицо расплылось в ухмылке. — Оно, конечно, мне не вы сами требуетесь, а эта вот ваша дамская ручка, да поскорее.
Он повел меня в загон побольше, где было несколько овец. При нашем появлении они метнулись в разные стороны, но Роб ловко ухватил одну за шерсть.
— Вот с нее и начнем. Сами видите, тут прохлаждаться некогда!
Я приподнял мохнатый хвост и ахнул. Там торчала голова ягненка, крепко зажатая за ушами. Она чудовищно распухла и казалась вдвое больше нормальной. Глаза превратились в крохотные щелочки посреди сплошного отека, изо рта вываливался лиловый вздутый язык.
— Н-да, видывал я такие головы, Роб, но все-таки поменьше!
— Малыш шел ногами вперед. А я чуток замешкался. Всего-то на час и отлучился, и вдруг эдакий футбольный мяч! Одна минута — и вот вам. Конечно, ему ноги надо повернуть, да куда мне с такими лапищами! — И он растопырил мозолистые пальцы, загрубелые от долгих лет тяжелого труда.
Тем временем я сбросил пиджак и закатал рукава рубашки, а ветер бритвой прошелся по моей ежащейся коже. Быстро намылив пальцы, я попытался нащупать слабину у шеи ягненка. На миг его глазенки открылись и уныло посмотрели на меня.
— Ну, во всяком случае, он жив, — сказал я. — Но чувствует себя хуже некуда и сам выбраться не может.
Легонько щупая, я обнаружил под горлом узкую щель и решил попробовать. Вот тут от моей "дамской ручки" был большой прок и каждую весну я благодарил за нее бога. Ягнящейся овце она не причиняла особого беспокойства, а это было важнее всего: хотя овцы и закалены жизнью под открытым небом, они не выносят грубого обхождения.
Осторожно-осторожно я пробрался по курчавой шейке к плечу. Еще немножко — и мне удалось зацепить пальцем ножку и подтянуть ее до гибкого сустава. Еще один осторожный маневр — и, ухватив раздвоенное копытце, я бережно извлек ножку на свет.
Ну, полдела сделано! Я встал с колен и пошел к ведру с теплой водой. Вторую ножку мне предстояло тащить левой рукой, и я старательно мылил ее, а одна из маток собрала своих ягнят, негодующе уставилась на меня и с вызовом притопнула ногой.
Я отвернулся, снова опустился на колени на подстеленный мешок и начал вводить пальцы, но тут под руку подлез крохотный ягненок и присосался к вымени моей пациентки. По-видимому, он блаженствовал — если подергивающийся под самым моим носом хвостишко заслуживал доверия.
— Это что еще за явление? — спросил я, продолжая щупать.
Фермер ухмыльнулся.
— Это-то? А Герберт! Его, беднягу, мамаша ни за что к себе не подпускает. Возненавидела, как он родился, а на другого ягненка просто не надышится.
— Так вы его с рожка кормите?
— Да нет. Думал было, но только гляжу, он и сам управляется. То к одной подскочит, то к другой — голодным не остается. В жизни такого не видывал.
— И недели на свете не прожил, а уже стоит на своих ногах, а?
— Что так, то так, Джим. По утрам животишко у него тугой, так я думаю, что ночью мамаша его все-таки кормит. В темноте же она его не видит, так, верно, ей только смотреть на него противно.
Я посмотрел на ягненка внимательнее. На мой взгляд он был таким же длинноногим милашкой, как и все остальные ягнята. Но и у овец есть свои причуды!
Вскоре я выпростал и вторую ножку, после чего извлечь всего ягненка было уже просто. Он лежал на подстилке из сена — огромный шар головы и крохотное тельце. Но его ребрышки поднимались и опускались вполне обнадеживающе, ну, а голова… я знал, что отек спадет так же быстро, как и возник. На всякий случай я проверил, но больше ничего не нащупал.
— Второго нет. Роб, — сказал я.
Фермер крякнул.
— Я другого-то и не ждал. Один, а зато крупный. Вот с такими всегда хлопот не оберешься.
Вытирая руки, я поглядывал на Герберта. Он отошел от моей пациентки, едва она принялась облизывать своего новорожденного, и теперь выжидательно крутился возле других маток. Они отгоняли его, угрожающе встряхивая головой; но в конце концов он подобрался к большой овце и подсунул голову ей под брюхо. Она тут же повернулась и яростным ударом жесткого лба подкинула малыша высоко в воздух — только ножки заболтались. Он со стуком упал на спину, и я бросился к нему, однако он вскочил и затрусил в сторону.
— Ведьма старая! — рявкнул фермер, но, когда я посмотрел на него с легким беспокойством, он пожал плечами. — Дурачок эдакий! Конечно, ему солоно приходится, но только сдается мне, ему тут больше нравится, чем сидеть с другими такими же бедолагами взаперти и ждать кормежки. Вы только на него поглядите!