— Без четверти семь! — пропыхтел я весело, прыгая за руль. — Я еще успею! — И я представил себе, как мы с Хелен поднимаемся на крыльцо Ходжсонов, дверь гостеприимно распахивается и из нее вырывается небесное благоухание отбивных и жареного лука.
Я взглянул на обтрепанную тощую фигуру, на глаза, безмятежно выглядывающие из-под обвислых полей бывшей шляпы.
— Мистер Бакл, вы просто чудо сотворили. Я бы не поверил, если бы сам не видел! Поразительно, как это бык вот так пошел за коровой…
Старик улыбнулся, и на меня словно пахнуло мудростью самой земли.
— Да чего тут удивляться-то? Самая что ни на есть натуральная штука. Корова-то ему матерью доводится.
9
Его называли "понедельниковой хворью" — этот невообразимый отек задних ног упряжной лошади, простоявшей в конюшне субботу и воскресенье. Внезапное прекращение обычной нагрузки и неподвижность вызывали резкий лимфостаз и отек, который в первый рабочий день недели не одного фермера ставил в безвыходное положение.
Но был уже вечер среды, и могучий мерин мистера Крампа заметно поздоровел.
— Ну, эта нога уже наполовину тоньше, чем была, — сказал я, проводя ладонью по внутренней стороне пута, ощущая вдавленности, которые мои пальцы оставили на еще не рассосавшемся отеке. — Вижу, вы тут потрудились!
— Делал, как вы сказали, — ответил мистер Крамп с обычной лаконичностью. Но я знал, что он несколько часов клал припарки на ногу, массировал ее и заставлял лошадь ходить, как я посоветовал ему в понедельник, когда ввел ей адреналин.
Я начал наполнять шприц для вторичной инъекции.
— Рожь вы ему не даете?
— Нет. Только отруби.
— И отлично. Думаю, еще день-другой и все пройдет, если вы будете продолжать лечение.
Фермер только крякнул, а его багровое лицо сохранило обычное чуть удивленное выражение, словно мои слова его вовсе не обрадовали. Но я знал, что он доволен. Мерин был его любимцем, и в понедельник он не сумел скрыть, как тревожился и как принимал к сердцу страдания и испуг животного.
Я вошел в дом, чтобы вымыть руки, и мистер Крамп проводил меня на кухню, грузно шагая впереди. С медлительностью, свойственной крупным людям, он подал мне мыло и полотенце, отступил немного и молча смотрел, как я наклоняюсь над неглубокой, но длинной керамической раковиной коричневого цвета.
Я кончал вытирать руки, когда он кашлянул и спросил робко:
— Может, попробуете моего винца?
Не успел я ответить, как из комнат вышла миссис Крамп, хлопотливо надевая шляпу. За ней появились их сын и дочка лет четырнадцати-пятнадцати, тоже одетые для улицы.
— Альберт, ты опять! — сердито сказала фермерша. — Не хочет мистер Хэрриот пробовать твое вино. Довольно, кажется, пичкать им всех и каждого!
Мальчик ухмыльнулся.
— У папаши это пунктик. Все время высматривает новую жертву!
Его сестра присоединилась к общему смеху, и мне стало неловко при мысли, что мистер Крамп у себя дома лишний.
— Мы идем в клуб на школьный спектакль, — энергично заявила его супруга. — И уже опаздываем, так что всего хорошего!
Она быстро удалилась в сопровождении детей, и грузный мистер Крамп смущенно уставился им вслед.
Руки я кончил вытирать в полном молчании, но затем спросил:
— Ну, а как насчет обещанного?
Он нерешительно посмотрел на меня, и лицо его приняло еще более удивленное выражение.
— А вы… вы, правда, хотели бы попробовать?
— С большим удовольствием. Я еще не ужинал, и посошок на дорожку будет не лишним.
— Так я сейчас!
Он скрылся за дверью кладовой в глубине кухни и тотчас вернулся с бутылкой янтарной жидкости и рюмками.
— Это мое ревенное, — сказал он, наливая щедрой рукой.
Я осторожно попробовал, сделал глоток побольше и охнул, словно проглотил жидкий огонь.
— Крепкая штука! — сказал я, переводя дух. — Но вкус очень приятный. Да, очень.
Под одобрительным взглядом мистера Крампа я отпил еще.
— В самый раз, — сказал он. — Выдерживалось почти два года.
Я допил рюмку. Вино уже не прокладывало огненной дорожки до желудка, но словно плескалось в пустоте о его стенки, а ноги вьюнком оплетала приятная теплота.
— Прелесть, — сказал я. — Чудо!
Фермер даже плечи расправил. Он снова наполнил рюмки и с восторженным вниманием следил, как я пью. Когда рюмки опустели, он вскочил на ноги.
— А теперь я вас угощу кое-чем другим! — Он легкой рысцой направился в кладовую и вернулся с другой бутылкой — на этот раз с бесцветным содержимым.