На улице уже горели фонари, тусклый свет от которых еле-еле пробивался сквозь мерно падающие хлопья снега. Мы, не торопясь, шли по дороге.
— Я хочу скопить денег и уехать из этого проклятого дома, — сказал, ежась от холода, Степан. — Мне все здесь опротивело: все, кто тут когда-то жил, справлял свадьбы, юбилеи, поминки. Тусклый свет в окошке за зеленой шторой у бабки Мани опротивел. Я даже не знаю, жива ли она еще? Мужичье заводское, играющее в домино, опротивело. Качели ржавые опротивели. Тут повсюду смердит, как прокисший квас. Когда-нибудь все равно снесут его, сравняют с землей. Подкоплю денег, продам квартиру и на море — жить, где тепло, где нет затхлости.
— Не переживай. Накопишь и уедешь. Главное, пить завязывай.
Мы подошли к магазину и решили выкурить по сигарете.
— Однажды в детстве мне как-то не спалось из-за ангины, — сказал я. — Так вот, сижу на подоконнике и своими глазами сквозь пелену окна вижу деревянные дома, молоденький тополь и двух влюбленных под ним на лавочке. Говорят, раньше на месте нашего микрорайона была деревня. Потом ее снесли, проложив бульвар и выстроив панельные дома. Тополь у нас во дворе, кстати, после видения почти сразу срезали. Остался лишь пень.
— Ты не пил в тот вечер? — спросил он, все еще шатаясь.
— Смеешься, что ли? Мне лет шесть было от силы.
— Тогда не знаю, — сделав несколько затяжек и кинув сигарету, сказал он. — Пошли. Холодно.
Я тоже свою сигарету выкинул и растер ногой.
Мы, ежась от мороза, быстрей зашли внутрь, взяли корзинку и направились сразу в винно-водочный отдел.
— Помню, как вместо этого супермаркета был обычный гастроном и вон в том углу стоял автомат по продаже томатного сока. Ты брал чистый стакан, бабушка клала в кассу две копейки, и тебе наливали самый вкусный в мире сок.
— А я помню последние автоматы с газированной водой на улице.
— Сейчас они уже на свалках, наверное, ржавеют, — ответил Степан, рассматривая этикетку на бутылке.
Охранник стоял рядом и как бы тоже рассматривал этикетки.
Положив в корзинку бутылку водки, кока-колу, сигареты и несколько бутылок пива, мы пошли на кассу. Охранник уже стоял около входной двери.
— Девушка, а не хотите составить мне на ночь компанию? — спросил Степан кассиршу заплетающимся голосом.
Она подняла на него свои недобрые уставшие глаза и буркнула:
— Егор, иди сюда.
Охранник Егор сразу подошел.
— Так, спокойно, — сказал я. — Не нужно охраны, сейчас мы расплатимся и уйдем. Он пошутил просто.
— Знаю я вас, шутников, — сказала она. — Ходят тут всякие по ночам. Вам лучше убраться по добру.
Я не стал реагировать, оплатил молча покупки, уложил все в пакет и повел Степана на выход.
— В этом гастрономе всю жизнь проработала моя бабушка, а вот кто ты такая?! — крикнул Степан. — Сама убирайся!
— Замолчи, дурак, — сказал я. — Тебе пить совсем нельзя.
Мы вышли на улицу. Я плотно укутал горло в воротник пальто и надвинул на лоб шапку.
— Тебя проводить?
— Сам дойду, — пробурчал Степан и пошел в сторону дома, брякая бутылками в пакете.
На самом деле, это не дом Степана — прокисший квас, а молодость наша уже смердит. Призраки, одни сплошные призраки, как в нашем конструкторском бюро, где я один на всем этаже работал за кульманом, в затхлом помещении с тусклой лампочкой.
Теперь моя жизнь — это Катька. Мой смысл жизни — это сделать ее счастливой. А как я буду зарабатывать эти деньги — совершенно неважно. Будет она счастлива, будет и мне хорошо. Жизнь сузилась до одного человека. Эта компактность мне нравилась, а Степан, Андрей, Ленка — всего лишь гнилые яблоки на дереве жизни. С минуты на минуту должны были упасть.
Глава 3
Вихрь вместе с корнями выворачивал из глинистой земли высохшие деревья и остатки кустарника. Люди шли, молча, закрываясь руками от палящего багрового солнца, песка и пыли. Дети тощими ручонками держались за родителей из последних сил. Я тоже брел, постоянно спотыкаясь о камни и булыжники и пристроившись за спиной пожилого человека, который вел за окровавленную руку взрослого сына.
Вдруг какая-то женщина недалеко от нас демонстративно развернулась и пошла в обратную сторону. Ее примеру последовали еще несколько человек. Другие продолжали идти, пытаясь противостоять стихии.
— Извините, а вы не подскажете, куда мы идем? — закрываясь рукой от песчаного вихря, спросил я у пожилого человека. — И в сущности зачем?