— Просто иди, — ответил он почти шепотом. — Потом поймешь.
— А если я не хочу… — срываясь на хрип, сказал я. — Какой смысл идти вперед, когда не знаешь, куда и зачем идешь? Может позади легче и лучше.
— Легче — еще не значит лучше.
— Не соглашусь.
— Где ты был, когда создавалась Вселенная?! — громогласно вопрошал собеседник. — Скажи, если знаешь. Где ты был, когда создавались звезды на небе?! Скажи, если знаешь.
Я поймал на себе печальный, но в тоже время добрый взгляд сына.
— Иди вперед, как бы трудно не было, — сказал старик и замолчал.
— Претерпевший до конца, будет спасен, — добавил сын.
Тут я почувствовал теплую и нежную руку в своей ладони, подумал, что это Катькина рука, но, повернув голову, увидел, существо, лишь отдаленно напоминавшее жену. Лицо не выражало ни единой эмоции, как кукла из глины. Существо позвало меня идти за женщиной, силуэт которой уже почти скрылся на горизонте. Я хотел что-то возразить, но тут вихрь сбил меня с ног, а похожая на Катю кукла рассыпалась на множество черепков. Песок забил мне глаза, проник через рот в гортань, в нос и уши.
Телефон истошно звонил уже второй раз. Я с трудом разлепил правый глаз и решил не снимать трубку. «Кто сейчас вообще пользуется домашним телефоном?» — подумал я. Трубку повесили.
Сон вновь начал завладевать моим сознанием, но, где-то через десять минут, уже в третий раз надоедливый китайский мотивчик начал настойчиво требовать моего пробуждения. Мне пришлось вылезти из теплой кровати и, шатаясь, пойти на кухню:
— Алло, — сказал я, чувствуя сухость во рту, как будто всю ночь ел песок.
— Спишь?
— Вить, ты, что ли?
— Я, — ответил брат. — Слушай, у тебя еще блокноты с ручками остались?
— Остались вроде, — ответил я, посмотрев через балконную дверь. — Коробки две кажется.
— Поделишься?
— Приезжай, забирай хоть все.
— А тебе не нужны они, что ли, в работе?
— На складе потом еще возьму. Меня от этих ручек уже мутит.
— Через часик тогда буду.
— Хорошо.
На другом конце провода положили трубку.
Я жадно выпил стакан воды, стоя босиком на холодном полу. Желудок принял воду как что-то чужеродное. Снова затошнило. Пришлось порыться в аптечке, достать десять таблеток активированного угля, растолочь их и запить вторым стаканом воды.
В ванной меня пробило на кашель. За последние шесть месяцев я дважды переболел ангиной. Приходилось пить антибиотики и с температурой ездить на работу.
— Главное, получить должность и дотянуть до отпуска. Тогда приведу себя в порядок и отдохну. Не время сейчас расслабляться.
Голову мыть не стал. Бабушка всегда говорила, мол, по воскресеньям мыть голову — грех. И бриться не стал. Почистил зубы и немного замазал синяк Катькиным тональным кремом. Попытался расчесать свой ежик на голове, но плечо заныло еще сильней, чем вчера.
— Ну и вид… — подумал я про себя, выключив в ванной свет и пойдя на кухню.
Я вытряхнул полную окурков пузатую пепельницу в мусорное ведро и открыл окно, чтобы проветрить. Вымыл две тарелки, что лежали еще с пятницы в раковине, и поставил вскипятить воду в чайнике. Не найдя под кипой бумаг и пакетов пульта от телевизора, включил его по старинке нажатием кнопки.
В новостях говорилось, что все коммунальные службы города брошены на уборку улиц, и к понедельнику все будет чисто.
Раньше снег сыпал на толстые шкуры мамонтов, теперь он падает вниз на норковые шубы женщин, торопливым шагом бегущих по мостовым. У людей в городах есть не больше часа, чтобы насладиться белой красотой. Тонны песка, соли и реагента быстро делают свое дело.
В городе снежинки умирают быстрей, чем комары летом. Когда-нибудь мы все забьемся жить в крохотные комнатки стеклянных башен под самое небо, и уже некому будет увидеть, как снежинка упадет на брошенную древнюю мостовую, некому будет слепить снеговика и поиграть в снежки. Судя по тому, что происходит в мире, до этого осталось недолго.
Есть не хотелось, и, выпив чашку черного чая без сахара, я вышел на балкон покурить, где к горлу так подпер комок, что пришлось спешно бежать в туалет. Я обхватил обеими руками чуть вздувшийся овалом живот, и из меня вышла черная жижа из не растворившихся до конца таблеток.
Обессиленный, я повалился в велюровое кресло. Вернулась одышка. Я сосчитал пульс: сто десять ударов в минуту. Было ощущение, что кровь проникала в сердце лишь частично и забивалась в угол одного из предсердий, словно мышь.