Внешние особенности человека часто принимаются за юмор.
Под внешними особенностями я разумею отнюдь не смешное в одежде, костюме того или иного комического персонажа, хотя это и нашло удачное применение в ряде случаев. (Разумеется, умонастроение человека может побудить его одеваться не так, как прочие люди.) Нет, я имею в виду особенности в повадках, речи, поведении, свойственные всем или большинству людей одной национальности, деятельности, профессии, воспитания. Я не считаю юмором то, что является лишь привычкой или способом поведения, воспринятыми благодаря жизненной практике или обычаям. Ибо, если эта практика утрачивается или происходит подчинение иным обычаям, то утрачиваются или изменяются и привычки.
Аффектация вообще нередко принимается за юмор. И действительно, они настолько между собой схожи, что могут быть приняты одно за другое. Ибо то, что у одного человека - проявление юмора, у другого - аффектация. Самая обычная вещь на свете, когда кто-нибудь усваивает определенную манеру говорить или вести себя, свойственную другим, тем, кем он восхищается и кому хотел бы подражать. Юмор - это жизнь, аффектация - только изображение. Автор, выводящий в своем произведении аффектированного персонажа, дает некоторое отражение юмора. В лучшем случае он публикует перевод, а его картины - только копии подлинных произведений.
Но поскольку два последние противопоставления являются наиболее тонкими и сложными, может быть следует истолковать их на выразительных примерах из произведений какого-нибудь известного писателя. Юмор, на мой взгляд, свойство либо врожденное и таким образом развивается в человеке естественным образом, либо оно прививается нам в результате случайных перемен в нашей конституции или даже радикального переворота во всем нашем существе, и в данном случае оно становится одним из признаков нашего естества.
Юмор идет от природы. Привычка приобретается благодаря подчинению условиям. Аффектацию мы вырабатываем сами себе.
Юмор показывает нас такими, каковы мы на самом деле.
В привычках наших мы проявляем себя такими, какими становимся от воздействия окружающей среды.
Аффектация представляет нас такими, какими мы сознательно желаем казаться.
Здесь я должен заметить, что длительная аффектация может превратиться в привычную манеру поведения.
Образ Угрюмца из "Молчаливой женщины" {4} я считаю относящимся к категории юмора. И этого персонажа я выбираю в качестве примера среди многих других персонажей данного автора, ибо хорошо знаю, что многие осуждали его как неестественный и фарсовый. В одном из писем ко мне по поводу некоторых пьес Джонсона {5} вы сами намекнули на то, что он вам не нравится, и по той же самой причине.
Предположим, что Угрюмец человек по природе своей желчный и меланхоличный. Может ли быть для существа с такими свойствами что-либо более докучное, чем шум и крик? Пусть судьей в данном случае будет любой человек, подверженный хандре (а таких в Англии предостаточно). Мы можем ежедневно наблюдать примеры такого рода. В девяти случаях из десяти, если вы обедаете с кем-нибудь вчетвером, трое из компании обязательно раздражаются, если кто другой примется кромсать ножом пробки или царапнет ножом по тарелке. Мера раздражительности в натуре человека и определяет, будет ли тот или иной звук для него неприятным, ибо многие другие на подобные звуки и внимания не обратят. Отлично. Но вы скажете, что Угрюмец в этом отношении настолько экстравагантен, что не может выносить речи или разговора громче шепота. Ясно, что именно эта крайность и делает его смешным и тем самым подходящим для комедии персонажем. Если бы автор придал ему подобные свойства лишь в умеренной степени, не меньше половины зрителей оказались бы на стороне персонажа и осудили бы автора за то, что он пытался придать комическое значение чертам, ничем не примечательным и совсем не смехотворным. К тому же расстояние между сценой и публикой требует, чтобы выступающий на ней персонаж был несколько большего масштаба, чем в реальной жизни: ведь черты лица на портрете человека нередко бывают больших размеров, чем у оригинала, и тем не менее изображение может быть необыкновенно сходным с моделью. Если бы количественная точность соблюдалась при воспроизведении острословия, как многие требуют этого в отношении юмора, во что бы превратились персонажи, которые должны изображать остряков? Если бы какой-нибудь автор решил украсть extempore {Без подготовки, экспромтом (лат.).} диалог между двумя остроумнейшими людьми на свете, ему пришлось бы убедиться, что эта его сценка весьма холодно принята широкой публикой, что, однако, было бы вполне справедливо...
Сэр Джон Доу из той же пьесы является персонажем нарочито аффектированным. Он всюду изображает себя необыкновенно ученым, хотя не только сам, но и зрители прекрасно понимают, что он невежда. К той же категории относятся такие персонажи, как Фрасон в "Евнухе" Теренция и Пиргополиник в "Хвастливом воине" Плавта. Они выступают в обличье храбреца, хотя и сами они и зрители знают, что это совсем не так. Подобная похвальба своей доблестью в человеке действительно доблестном явилась бы чертой, относящейся к юмору, ибо некоторая пылкость темперамента может довести человека до тех крайностей, которые лишь аффектируются упомянутым мною персонажем.
Коб в комедии "Каждый в своем нраве" и большая часть второстепенных персонажей в "Варфоломеевской ярмарке" {6} обнаруживают лишь особенности в повадке, соответствующие воспитанию и профессии изображаемых лиц. В данном случае это не юмор, а привычная манера, усвоенная благодаря обычной жизненной практике. К такого рода персонажам относятся всевозможные деревенские шуты, матросы, торговцы, жокеи, игроки и т. п., которые постоянно употребляют жаргоны или диалекты своего ремесла и профессии. Создавать подобные персонажи можно чуть ли не по определенному рецепту: от автора требуется только одно - набрать несколько подходящих фраз и терминов данной профессии и заставить своих персонажей употреблять их в качестве нелепых метафор в своих разговорах с различными другими персонажами. В ряде новых пьес такого рода персонажи выводились достаточно успешно, но, по-моему, для этого не потребовалось большого труда и таланта: здесь нужна хорошая память и поверхностная наблюдательность. Но подлинный юмор человека нельзя показать в комедии без глубокого проникновения в самое нутро человека, без старательного исследования тех корней, которые его породили.