Цитату из корана Леська тут же придумал, а Умер-бей не знал этой книги наизусть. Когда Елисея уводили, старец задумчиво глядел ему вслед, покачивая головой.
Леську втолкнули в какую-то кладовую. У двери поставили часового. Вскоре Леська услышал жаркую перестрелку — то ли партизаны пытались его спасти, то ли солдаты Алим-бея напали на тачанку. Потом все затихло. Остались шаги часового.
Через час в кладовой стало невыносимо душно. Елисей принялся стучать в дверь.
— Чего тебе?
— Я задыхаюсь.
— Ничего. Не подохнешь.
Прошел еще час, Леська разделся до пояса, но легче не стало.
На четвертом часу он потерял сознание.
Очнулся в столовой на диване. У ног сидел часовой с винтовкой, за столом пили чай Умер-бей, Алим-бей и Розия.
— Если бы не я, ты бы уже умер в этой своей кладовке,— сказала Розия.
— Спасибо. Но если уж ты так добра, развяжи мне руки.
— Ни в коем случае! — закричал Алим-бей.— Он убежит!
— Ты убежишь? — спросила Розия Леську очень серьезно.
— Нет.
— Вот видишь?
— Ты веришь в его благородство?
— Да. Верю! — заявила Розия.— Леська всегда был очень нравственным мальчиком. Единственно, что влюбился в Гульнару, а кто в нее не влюблялся? В любви никто не виноват.
Она решительно подошла к Елисею и распутала его узлы.
— Садись. Будешь чай пить?
— Сестра! Не сходи с ума!
— Не твое дело. Это мой друг детства.
Леська удивился, но сел за стол и получил от Розии чашку чая с лимоном. Оказывается, при всем своем высокомерии, при всей строптивости Розия очень добрая девушка. Когда Леська взял чашку, его разбухшие пальцы не удержали ее, чашка опрокинулась на скатерть.
— Ничего, ничего,— заговорила Розия скороговоркой, подбежала к Леське и стала растирать его руки.
— Ну уж это просто безобразие! — заорал Алим-бей.— Ты бы уж просто расцеловала его.
Розия сильно покраснела, нахмурилась и, стараясь не смотреть на Леську, продолжала свою работу.
Алим-бей плюнул и выбежал из комнаты.
— Розия,— тихо сказал Елисей.— Ты помнишь «Кавказский пленник»?
— Помню.
— Ты могла бы поступить, как эта черкешенка?
Розия отшатнулась и стала глядеть на него испуганными глазами.
— Понимаю,— грустно сказал Елисей.— Одно дело чашка чаю, а другое…
Елисей встал, пошел к дивану, опустился на него, прижавшись к валику, и тихонько запел, но так глубинно, что вся грудь его гудела колоколом:
Сначала это пение после всего, что произошло, показалось совершенно диким. Уж не сошел ли с ума этот паренек?
Но песня звучала.
— Петь не дозволяется! — сказал часовой.
— Молчи. Я тебя! — прикрикнула на него Розия и беззвучно заплакала, отвернув от Леськи лицо. Потом встала, вытащила из буфетного ящика карандаш, бумагу и быстрым, аккуратным почерком написала:
«Леся! Я всегда тебя любила, с самого детства, а если ненавидела тебя, то за то, что ревновала тебя к Гульнаре. Но я ничего, ни-че-го не могу для тебя сделать».
Эту бумажку она подала Елисею.
— Таких вещей делать не дозволяется! — сказал часовой.
— Не твое дело! У себя в тюрьме можешь заводить какие угодно порядки, а здесь хозяйка я!
— Почему вы? Это имение Сарыча.
— Мы его купили.
Елисей, прочитав записку, вернул Розии. Она порвала ее на мелкие кусочки и бросила в полоскательницу.
— Теперь мне будет легче умирать,— сказал Елисей, слабо улыбаясь.
— Почему?
— Меня много лет угнетала твоя ненависть. Я не мог понять причины.
— Что же это тебе дает?
— Одним хорошим человеком больше. Ты не герой. Ну что ж. А все-таки. Твою чашку чаю буду вспоминать и на виселице.
Розия выбежала из комнаты.
К вечеру Леську отправили в пустую кошару, задвинули засов и поставили часовым татарина: русским Алим-бей не доверял. Пошел дождь. Татарин спрятался под стреху. Вдруг послышались шаги.
— Кто идет?
— Это ты, Ягья? — спросил по-татарски старушечий голос.
— Ну, я. А ты кто?
Две женщины подошли к нему вплотную: старуха Деляр и Розия. В руках у них тарелки с чебуреками.
— Мы принесли ужин. Тебе и арестованному.
— Арестованному нельзя.
— Но ведь ему тоже надо поесть,— сказала Розия.
— Не имею права. Уходите.
— Слушай, Ягья,— сказала старуха материнским тоном.— Не будь злодеем. Допусти покормить человека.