Леська бросился к следующей теплушке, но там у самого входа сидели казаки, свесив ноги наружу, и спокойно лузгали семечки. Один из них тихонько играл на гармони. Леська взглянул на их лирические лица и побежал дальше. Но все уже было забито людьми, чемоданами, кофрами, саквояжами, мешками, сундучками. Наконец он добрался до локомотива. Машинист высунулся из окна и, прищурясь, глядел на дикую сутолоку перрона.
— Ребята, подвезите.
— Куда тебе?
— В Евпаторию.
— Много тут и без тебя.
— Товарищи…— тихо сказал Леська.— Я не драпающий. Я бегу из тюрьмы.
Машинист поглядел на студента зорким взглядом и так же тихо сказал:
— Влазь, но только с той стороны.
Леська обежал паровоз и остановился у чугунной лесенки. Вокруг никого не было. Кочегар, молодой парень в дырявой тельняшке и коричневой зюйдвестке, злобно на него зашипел:
— Вира! Чего замерз? Хотишь, чтоб увидели?
Леська взобрался на паровоз и присел на корточки.
Вскоре к паровозу подошел комендант.
— Ефимов! — обратился он к машинисту.— Давай Евпаторию, но нигде не останавливайся: встречных не будет.
Состав тронулся с места и медленно пошел, сначала шипя, потом сипя, чавкая и поддакивая:
— Эу-у! — у! — у! — ли!
Леська тихонько засмеялся.
— Вставай, приятель, ноги затекут.
Елисей встал и протянул Ефимову руку.
— Спасибо, товарищ Ефимов.
Он принялся глядеть в окно. Ветер подхватил его давно не стриженные волосы. Мимо пронеслись знаменитые симферопольские тополя. Вскоре пошли полустанки. Отлетела в прошлое станция Княжевич. Леська не любил этой станции, которой из подхалимства дали имя таврического губернатора. А вот и Сарабуз.
Обычно маршрут Симферополь — Евпатория совершался в течение четырех часов, хотя между этими городами пролегли всего-навсего шестьдесят верст. Но поезд Ефимова должен был пройти это расстояние в полтора часа. Вот уже миновали Саки. Море задышало Леське в лицо глубоким и прерывистым своим дыханием, а главное — он едет домой! Домой из тюрьмы! Среди всей этой катастрофы он останется невредимым. Он будет жить на родине, а вся эта золотопогонная сволочь, которой так лихорадило Россию, уплывет на чужбину и поведет там жизнь подонков.
С вокзала Елисей направился в город вместе со всем белогвардейским сбродом. Невдалеке шагал подполковник в синих очках. Ничего, мы еще с тобой встретимся, ваш-сок-бродь! Подполковник, задыхаясь, нес два чемодана: черный с никелем и желтый из свиной кожи. По дороге открылся тюремный за́мок, ворота которого были распахнуты настежь. Ах, свобода! Как замечательно жить на свете!..
Когда дошли до Лазаревской, пришлось задержаться: подводы, экипажи, мажары, ландо, пролетки, телеги, мотоциклеты, легковые автомобили и грузовики, сшибаясь, сталкиваясь, цепляясь друг за друга колесами, мчались к двум пристаням, с которых катера перевозили на пароходы толстосумов, иереев и высокое начальство самых разных городов.
Леська добрался до пляжа у пристани «Российского общества пароходства и торговли». Она была запружена публикой. Два парохода не могли принять всех. Начался бой за место на катерах. Крик, ругань, истерика. Задние напирали на передних, передние срывались в воду, плескались в ней, как крысы, или сразу тонули. Никто никого не спасал. Леська увидел подполковника с синими очками: тот ошалело глядел на толпу, сквозь которую не прорваться. Потом завизжал и кинулся с кулачками вперед, пытаясь пробить себе дорогу в жизнь, но его тут же отшвырнули штатские, которых он уже не мог расстрелять. Тогда подполковник, сбросив шинель, прыгнул в воду: он хотел добраться вплавь до катера, но для этого нужно было прежде всего снять сапоги с подковами… Чемоданы его остались на пристани. Какой-то грек ударил по желтому сапогом и отшвырнул его в море. Какой-то цыганенок подхватил черный с никелем и спокойно унес его к себе на Цыганскую слободку.
Леська подошел к самой воде. На ней плавали камка, четырехпалые кожистые яйца морской чертовки и керенки, керенки вперемешку с донскими колокольчиками. Никто их не выуживал, не вылавливал. Рядом с Леськой очутился маленький прапорщик. Безумным взором оглядел он пристань, катер, пароходы на рейде, все понял, истошно крикнул: «Ах!» — и, рванув из кобуры револьвер, сунул его в рот, как трубку. Трубка полыхнула дымом.
Леська стоял и потрясенно глядел на всю эту картину. Он воочию видел Историю.
По дороге над самым пляжем медленно двигался вишневый автомобиль: в нем сидели Володя Шокарев и Муся Волкова. Леська помчался наперерез: