А скандал, который случился незадолго перед записью «Белых роз», был, можно сказать, традиционным для нас. Шатунов заупрямился:
— Кузя, не хочу репетировать. Там наши в хоккей гоняют. Я к ним…
Я — уговаривать:
— Надо. Давай еще немного… Новый год скоро. Надо поработать, подготовиться к дискотеке.
Он удила закусил:
— Сказал, не буду. Я играть пошел…
Тогда я взорвался:
— Уходи! И больше сюда не приходи! Ты мне не нужен! Начну с Серковым репетировать.
И тут неприступный Юрий Васильевич сел в уголок и — слезы в три ручья… И такая беззащитность в его позе, такая обида в глазах, такое моментальное одиночество во всем нескладном по-подростковому облике, что мне стало не по себе. Вот так же, наверняка, забивался он в угол, когда, малышом еще, обижали его старшие интернатские ребята. Забивался в угол, лил беззвучные слезы, никого не рассчитывая этими слезами пронять. И думал о том, что никому нет дела до его горя, что никому он не нужен.
— Да нужен ты мне, нужен! — закричал я, спохватившись. Подошел, погладил его.
— Вот увидишь, мы еще сделаем из тебя «звезду». Помнишь мое обещание?
Ничего, вроде успокоил… И с тех пор слова «нужен — не нужен» постарался забыть, приберечь их лишь на самый крайний случай. На самый крайний! Кто же знал, что он, этот случай, уже не за горами.
В общем, ту ссору мы пережили. Я уже прекрасно представлял упрямый шатуновский характер, взрывчатость его, поэтому, когда мы стали репетировать «Белые розы» — старался следить не только за аппаратурой, не только за тембром Юркиного голоса, но и за настроением будущей «звезды». Мне хотелось, чтобы ничто не отвлекало его в момент репетиции от собственного внутреннего мира. Только так песня окрасится чувствами исполнителя.
Вроде все шло нормально. Записали первый дубль. Мне очень понравилось несколько украшений мелодии, которые Юра неожиданно сделал. И я предложил ему акцентировать их… Юра еще раз, без микрофона, пропел:
— Белые розы, белые розы -
Беззащитны шипы.
Что с ними сделали снег и морозы -
Лед витрин голубых.
Люди украсят вами свой праздник
Лишь на несколько дней
И оставляют вас умирать
На белом холодном окне…
Мне вариант понравился. Я говорю:
— Ну ладно, отдохни немного. Я перемотаю «фанеру», и еще разик запишем.
Ушел в соседнюю комнату. Перемотал пленку. Вернулся.
Юра стоял у окна. А на подоконнике- бутылка из-под шампанского. В ней — перекись водорода. Обыкновенный гидропирит. Он ужасно похож на воду. Ничем не пахнет, без цвета. Юра и подумал: вода. И безо всякой задней мысли хлобысь — и в рот ату бутылку. И за- дох-нул-ся…
И тут началось. Спазмы. Рвота с кровью. Кашель. И так далее. И так далее.
Вызвал я «скорую». Сделали ему промывание. Немножко оклемался наш Юрий Васильевич. Но только бригада врачей уехала — с ним новый приступ. Снова пришлось врачей вызывать. Так в тот раз первым вариантом «Белых роз» и ограничилось. Не до них было.
Вот таким образом эта песня далась нам. Очень сложно. И я иногда грешным делом думаю, может, история с гидропиритом — не просто случайность, может, сама песня потребовала для себя не только душевных переживаний, но и физических страданий? Юркиных страданий?
А основной вариант, который сейчас и ходит, мы с Юрием записали в феврале 1988 года. Через два месяца после происшествия с гидропиритом.
Собственно говоря, мысль слепить свой альбом приходила ко мне и раньше. Но я отмахивался от нее. Все думал: с моим-то аппаратом да в калашный ряд!.. Хотя вчерновую альбом уже существовал, существовала «фанера» «минус один» с песнями «Белые розы», «Снова седая ночь», «Лето», «Я откровенен только лишь с луною», «Пусть будет ночь». Все эти пять песен мы сделали лишь для того, чтобы можно было отработать новогодние концерты и дискотеки в интернате. А когда Новый год прошел, когда отпели мы его, — мне в башку торкнуло: дай-ка я на все это наложу голос. Потому что ждать аппарата не было смысла. Спрашиваю у Шатунова:
— Готов в «звезды»? Попробуем?
Улыбается без застенчивости:
— Попробуем!
И мы попробовали. Я все приготавливаю в Доме пионеров Промышленного района, куда только что перешел работать из ДК «Орбита». Все-это два магнитофона «Эльфа» и «Комета». Ровно в девять утра там появляется пионер Шатунов с бодрым видом всегда и ко всему готового человека, и мы начинаем работу.
Где-то часам к пяти мы уже все закатали — наложили на «фанеру» голос. Альбом был готов.
На другой день, 16 февраля 1988 года, я отправился в поход по киоскам «Звукозаписи». К одному подхожу и голосом обладателя дефицита: