Вслед за сигаретами он вынул из кармана пиджака зажигалку ZIPPO, дал Павлову прикурить и прикурился сам. Он уже собрался с мыслями и морально был готов сказать своему подчиненному то, собственно, ради чего, он пригласил себя сопровождать:
— Значит, так, Павлов, у меня в ТАСС в 15.00 начнется совещание. Ты, пожалуйста, никуда не уходи. Сиди здесь. К тебе в течение получаса должен подойти товарищ из органов. Кто он такой, я не знаю.
Сам представится. Меня лишь попросили организовать вашу встречу, особенно не посвящая в детали предстоящего разговора. Знаю лишь, что это связано с содержимым папки, о которой я просил тебя составить личное мнение. Возможно, что тебе придется на некоторое время отбыть в командировку в Новосибирск. Хотя завтра суббота, все необходимое: приказ, командировочное удостоверение, а также суточные, — ты получишь у моего помощника Игоря Ивновича. О твоих проездных документах: туда и обратно, — позаботятся органы. Есть вопросы?
— Есть! Я — не сотрудник КГБ. И, кроме Вас, никто не вправе отдавать мне какие-либо указания о моем смещении, перемещении, увольнении и тому подобное — негромко, но твердо заявил Павлов. «А он совсем не прост и способен за себя постоять!», — убедился тов. Афанасьев, и, почувствовав на душе некоторое облегчение, произнес: «Ты, Павлов, уже не маленький. Сам знаешь… Короче. Как говорят в таком случае: „Колхоз — дело добровольное: хочешь — вступай, а не хочешь — корову отнимем“. И имей в виду, что на тебя органы вышли не случайно. В этой жизни вообще не бывает ничего случайного». После этих слов тов. Афанасьев взял за ручку красно-коричневый портфель с позолоченной фурнитурой, поднялся со скамейки и сказал:
— Мне пора. На работу сегодня уже можешь не выходить. Только не забудь завтра с утра позвонить моему помощнику. Он весь день будет в приемной за дежурного.
— Сигареты забыли, Валентин Георгиевич! — Павлов обратил внимание на оставленную шефом почти полную пачку Marlboro.
— Оставь себе. У меня на работе есть заначка — объяснил тов.
Афанасьев причину его щедрости, а потом, подумав о чем-то еще, поставил портфель на скамейку и полез во внутренний карман пиджака.
Вынул черный кожаный футляр, достал из него солнцезащитные очки в модной французской оправе и протянул их Павлову со словами:
— И это тебе тоже. Презент для экипировки. А ну-ка примерь! Когда же Павлов, немало удивленный подарком, примерил солнцезащитные очки в стиле хиппи, тов. Афанасьев довольно рассмеялся:
— Бонд! Вылитый Джеймс Бонд… из пятой серии! Павлов поднялся со скамейки, поблагодарил шефа за подарок, и они на прощание крепко пожали друг другу руки. Тов. Афанасьев сделал движение, чтобы выбросить газету «Правда», на которой он сидел, в урну, но, сдержав естественный порыв, взглянул на часы и отправился к служебной машине, забыв о том, что собирался пройтись до Тверского бульвара неторопливым прогулочным шагом. Миновав киоск «Пиво и воды», высокопоставленный чиновник заметил морозильный ларь, в котором работники Мосхладокомбината № 8 только что доставили партию мороженого в хрустящих вафельных стаканчиках.
Торговля еще не началась, но возле ларя уже начала выстраиваться очередь, состоявшая в основном из учащихся среднего школьного возраста. «Да, хорошо сейчас пионерам страны Советов! Вышли из школы и, пожалуйста, вам мороженое», — невольно, испытал чувство зависти тов. Афанасьев, вспомнив голодное детство, 1931-й год, маленький украинский городок и площадь железнодорожного вокзала, усеянную трупами крестьян окрестных деревень. Его догнал смуглый темноволосый паренек в синей куртке и белой рубашке с красным пионерским галстуком.
— Дзяденькооооооо, дайте 15 копеек на мороженое! — с интонацией цыганских попрошаек пропел он жалобным голосом. Мелочи у тов. Афанасьева не было, но и обижать симпатичного мальчика отказом ему тоже не хотелось. Он открыл портфель, достал яблоко сорта Джонатан и вручил его пареньку. Тот, естественно, удивился, но яблоко взял, сказал «спасибо» и отстал. «Где же я об этом уже читал?», — задумался тов. Афанасьев, но вспомнить, как не старался, не смог. Заклинило. И в этот момент с ним произошла некоторая странность. Сердце его стукнуло и на мгновенье куда-то провалилось, потом вернулось, но с тупой иглой, засевшей в нем. В голове его прочно засела дичайшая мысль о том, что он Павлова больше никогда не увидит. От этой мысли его охватил столь сильный страх, что ему захотелось тотчас покинуть это и впрямь мистическое место. Тов. Афанасьева заметил его водитель, который, успев пообедать и даже немного вздремнуть, склонив голову на руль, собирался отъезжать к зданию ТАСС на пересечении Тверского бульвара и Большой Никитской улицы, но на всякий случай просигналил. «Хорошо, что хоть трамвайные пути разобрали!»— не на шутку расстроился тов. Афанасьев, усаживаясь в служебную «Волгу» на сидение рядом с шофером.