И, побежав посмотреть, кто же стучит, Марк Аврелевич увидел малого из 6-го «Б», который, не ведая печали, прогуливал занятия и спокойно шел по коридору из столовой (находилась рядом с кабинетом истории), с аппетитом поедая свежеиспеченную ватрушку. Подумав, что это он стучит, Марк Аврелевич схватил его за шиворот и с ором на всю школу потащил в кабинет директора для дальнейших репрессий, где им досталось обоим: одному (школяру) за прогул урока без уважительной причины, а второму (учителю) — за … срыв занятий без уважительной причины. Заметил он и знакомую со школьных лет надпись, содержащую «очень мудрый» практический совет: «Если куришь ты бычок, не кидай его в толчок, лучше брось за унитаз — и покуришь ещё раз!» «Пройдет месяц, в школе состоится ремонт. Вся эта „наскальная живопись“ исчезнет под слоем краски или штукатурки, и, возможно, никто больше не узнает о третьей загадке Сфинкса», — не без сожаления подумал он. В душевой, разделенной на три кабинки, он включил краны с горячей водой, чтобы повысить в помещении температуру, и только потом разделся, развесив одежду на вбитые в бетонную стену железные костыли — те самые, которыми на железной дороге прикрепляются рельсы к шпалам. «Вешалки нормальной даже нет», — посетовал он. Потом он зашел в самую чистую, как ему показалось, кабину, отрегулировал температуру и напор воды и приступил к водным процедурам, самой любимой из которых был контрастный душ. После того, как он уже трижды переключился с горячей воды на холодную, в дверь раздевалки постучали.
— Кто там? — спросил он, первым делом, подумав о вернувшейся с вокзала Галине Павловне.
— Это я, Лена, я вам шампунь принесла, хороший, импортный — услышал он знакомый голос.
— Спасибо, оставь возле двери — поблагодарил он ее.
— А я хочу directement sur place, из рук в руки — сказала она и, чуть приоткрыв лишенную запоров дверь, просунула в нее руку с зажатым в кулаке флаконом шампуня польского производства с ласковым названием «Дося». Рука была голой, и в этом был либо намек, либо подвох. Потом рука исчезла, и в проеме показалось изящная ступня босой ноги, на которой болтались белые шелковые трусики с трафаретом «Силуэт черной кошки» — последний писк моды от сухумских цеховиков и заветная мечта всех московских путан. Если бы не эти трусики, то Павлов, наверное, сообразил, что его разыгрывают, а так он подумал, что Лена пришла к нему за французским поцелуем, и теперь уже поздно отрекаться от своих слов. И он поспешил открыть дверь, чтобы впустить ее и отругать. О том, как он будет при этом выглядеть, он не отдавал себе отчета. Завелся.