Не всегда ясно, зачем они нужны и что делают, но — явно нужны и что-то делают, иначе бы их не было совсем. Так, вот, я подозреваю, что интроны сохраняют память обо всех этапах и периодах эволюции человека, как биологического вида, начиная от простейших организмов и заканчивая приматами.
— Батюшки мои, насколько же все сложно! Надеюсь, что матушка природа или сотворивший ее Господь, ограничили этим свои загадки?! — Павлов, действительно, был поражен неизвестной ему доселе информацией.
— Нет, дорогой коллега, это еще не все, — с новым приливом вдохновения продолжил свою лекцию Фишман, — в интронах достаточно пространства, чтобы зашифровать информацию обо всем генеалогическом древе человека. При этом определенные последовательности нуклеотидов могут многократно повторяться. То есть, грубо говоря, человек, родившийся в XX веке, может иметь точно такую же совокупность генов и интронов, которые были у его прапрадедушки, служившего стольником при дворе Иоанна Грозного. Полагаю, что, при погружении такого человека в гипноз с установкой на воспоминание, интроны «просыпаются» и начинают передавать в отключившийся от впечатлений обыденности мозг определенную информацию, которая самопроизвольно считывается, анализируется и перенаправляется в хранилище долговременной памяти.
— Data Warehouse! — Павлов решил блеснуть эрудицией.
— Что, что? — переспросил Фишман.
— Data Warehouse, это — хранилище данных. Понимаете, у меня друг есть, кибернетик… — объяснил Павлов.
— А, тогда все ясно, — сказал Фишман и, кажется, даже обрадовался, задав риторический вопрос:
— Ваш друг, надеюсь, говорил вам о том, что управляющая система не может быть проще управляемой?
— Да, говорил! — подтвердил Павлов, хотя никакого друга-кибернетика у него и в помине не было. Просто он, однажды, прочитал «залитованную» статью, автор которой (кажется, из Пензы) утверждал, что операционная система ЭВМ почти полностью соответствует организации мыслительных процессов в коре головного мозга. Из этого ученый делал вывод о том, что, если для ЭВМ программу пишет сам человек, то для самого человека ее, наверное, пишет кто-то другой… Выдержав паузу, Фишман продолжал:
— У каждого человека, как и в любой ЭВМ, есть хранилище данных.
Предположительно оно расположено в затылке и организовано наподобие архива с каталогом, папками и отдельными делами — мемориальными файлами. Под тонким воздействием гипноза это хранилище, подобно памяти ЭВМ, начинает распаковываться и человек, якобы, вспоминает ранее прожитую жизнь. А на самом деле — переживает за судьбу своего предка, жившего в XVI веке; наблюдает момент его рождения, прослеживает самые важные события, которые произошли в его жизни и, наконец, переживает ужас предстоящей ему смерти посредством колесования — в исполнение приказа грозного царя. И с ним происходит сердечный приступ. Да, такие, вот, дела. Un point c'est tout. Последнюю фразу насчет сердечного приступа Аркадий Моисеевич произнес машинально, вспомнив некое, не дающее ему покоя событие. И тут же поймал себя на мысли, что его случайный попутчик, быть может, совсем не случайный, раз задает столь глубокомысленные вопросы. И он решил на всякий случай попридержать язык, а также урезонить Мелиссу, которая, по неопытности, приняла эту непростую столичную штучку за принца на белом коне. Но не иначе, как под влиянием la liqueur des dieux, он размягчился и начал рассказывать о том, какими методами ученые пользуются для расшифровки генома человека и других божьих тварей.
Сначала кромсают ДНК на куски, разгоняют получившиеся фрагменты в электрическом поле и гибридизируют, предварительно пометив интересующие их участки молекулы радиоактивным фосфором. И так далее.
— Собак ножами режете, а это бандитизм…, — шутливо заметил Павлов и перевел пьянеющий разговор к другим, более жизненным темам: о современной литературе и научной фантастике. Фишман, оживившись, высказался по поводу вышеупомянутого литературного жанра довольно жестко, нелицеприятно, но, по мнению Павлова, совершенно справедливо.
— Многие авторы фантастики, — сказал он, приведя перед этим несколько примеров, — часто хотят сделать свой воображаемый мир как можно более реалистичным, особенно, если они пишут в жанре sci-fi. А поскольку основой этого жанра являются техника и технологии, а их основой — физика, химия и биология, а не магия, то авторам приходиться говорить и о некоторых естественнонаучных процессах и законах. Но в последнее время, изучая все больше этого чтива, которое мне присылают знакомые из Израиля и Америки, я прихожу к неутешительному выводу: многие писатели-фантасты современной науки не знают вообще, ее не понимают и не чувствуют, даже на школьном уровне.