– А вот им. Надеемся не опоздали?– вместо приветствия обратилась к присутствующим Сансара.
Тревожно ожидавшие их прибытия "старухи" с облегчением вздохнули и заулыбались. Среди них Павлов заметил бывшего Центуриона Агату и, совершенно забывшись, назвал ее по имени. Агата испуганно вздрогнула и сразу переменилась в лице. Мгновенно осознав свою оплошность, Павлов с поклоном поприветствовал и других "старух": Гиту, Досю, Ядвигу, Любаву и Серафиму,– найдя для каждой подходящее лестное прозвище.
– И мы с радостью приветствуем тебя, наш командир и первый мужчина, которому мы беспрекословно подчинились. Но и ты нас, "старух", уважь… Стань членом нашего боевого братства!– на языке джурджени обратилась к нему Гита.
– Затем и пришел!– коротко ответил Павлов на языке орландов.
…Произнеся на древнем языке иллинойцев священное заклинание, бывший Центурион Агата попросила его взглянуть в старинное янтарное зеркало в золотом окладе. С удивлением, граничащем с ужасом, он увидел себя в своем подлинном облике 25-летнего Дмитрия Васильевича Павлова, а, немного погодя, в облике 18-летнего охотника Сороки (Тибула Храброго) из рода Белохвостого Оленя.
– Мы узнали тебя, хоть ты и сильно изменился. Клянемся, что никому и никогда мы не выдадим твоего тайного имени! – прошептала Агата и приложила указательный палец к своим губам.
Павлов почувствовал приближение обморока, но не упал, так как его подхватили под руки, положили на крестообразную дубовую скамью и при свете семи факелов продолжили обряд, во время которого он узнал множество интересных вещей о Человеке и Космосе. О многих из них он даже не подозревал.
Вследствие посвящения у него открылся дополнительный орган чувств, который не имеет никакого отношения к религиям, вере, мистике, медитациям и так далее. В тот момент, когда в ночи на высоком берегу реки Ипуть вспыхнуло пламя погребального костра, на котором кремировались тела Забавы и Младшей Доси, он увидел их, словно живых. Пока безжалостный огонь пожирал их физические тела, их бесплотные души прощались с видевшими их, также как и он, "старухами", а потом подошли к нему, легким дыханием поцеловали в уста и обещали в другой его жизни с ним когда-нибудь обязательно встретиться.
На память о себе каждая из них вложила ему в ладонь правой руки маленький изумруд и попросила передать эти камушки "женщине, которая всегда его будет любить, и ждать его возвращения". Изумруды, сверкнув тончайшими гранями, тут же исчезли, и он решил, что подарок бестелесных воительниц имеет какой-то тайный смысл, который перед ним, возможно, очень скоро откроется.
Поминок с объедением и обильными возлияниями по поводу кончины боевых подруг орландские амазонки не устраивали. Центурион Сансара объяснила ему, что у них это не принято, поскольку враг может объявиться в любой момент, а пьяный и сытый воин – это уже не боец, а живая малоподвижная мишень.
После кремации Забавы и Младшей Доси орландские амазонки разошлись по своим наблюдательным постам (дозорам) охранять ночной покой соплеменников. Павлов пешим ходом отправился к Разрушенной Башне, чтобы проведать своих подопечных из отряда допризывников: как они устроились в бытовом отношении и достаточно ли усердно занимаются боевой и физической подготовкой. В летнем лагере он намеревался переночевать, а с утра пораньше отправиться в резиденцию Верховного жреца Колывана. Центурион Сансара выделила ему двух провожатых: Дину и Асю, – дочерей покойного Аггея из рода Черного Кабана. Вместе с ними отправилась и бывший Центурион Агата, которой было по пути,– она возвращалась в свой родной приют Росомахи.
Несмотря на поздний час, было не так уж темно. Прибывающая луна хорошо освещала тропу, по которой они шли. Спустившись с крутого каменистого холма и пройдя вдоль русла высохшего ручья, они вошли в березово-сосновую рощу, считавшуюся лесным наделом рода Белохвостого Оленя. В этой роще "белохвостые" заготавливали хворост для растопки, держали свою пасеку, качали мед, собирали грибы-ягоды и лекарственные травы.
Подходя к приюту, они еще издали услышали протяжную заунывную песню. У Павлова тревожно забилось сердце, и он спросил у бывшего Центуриона:
– Не помер ли кто?
Агата, которая была в курсе всех событий, происходивших в жизни рода Белохвостого Оленя, внимательно на него посмотрела и сказала следующее:
– Я полагаю, что они справляют поминки по Виктории – дочери Корнея и Музы. После ее смерти прошло девять дней. Давай ненадолго к ним заглянем? Я думаю, что они будут очень рады тому, что командир, под руководством которого их Виктория вступила в битву с врагами племени, почтил ее память своим присутствием.
– У меня никаких подарков с собой нет. Неудобно как-то,– растерялся Павлов.
– Ты сам для них будешь лучшим подарком, и особенно – для Гарегина Плотника, которого надо морально поддержать,– настаивала Агата, и Павлов согласился.
Центурион Сансара успела ввести его в курс последних политических новостей, рассказав ему о том, что Совет старейшин с утверждением Кочубея в должности Верховного вождя орландов не спешит, и хочет рассмотреть другие кандидатуры. Причиною этого, очевидно, стало трусливое поведение старшего сына покойного Гонория во время сражения в Красивом каньоне. К тому же большинство орландов не переносили на дух его мать Черную Лису из племени кайяпо, считая ее ведьмой. Главы старших родов в качестве альтернативы Кочубею выдвинули среднего сына Гонория Аркадия, а главы младших родов – Гарегина Плотника.
В приюте Белохвостого Оленя их встретили именно так, как обещала Агата, то есть с искренним радушием. Старейшина "белохвостых" Михей велел их усадить на другом конце стола напротив себя. Дина и Ася встали за спинами Павлова и бывшего Центуриона, особым образом скрестив копья, а Ерофей Чернобородый вынес штандарт рода Белохвостого Оленя и стоял с ним за спиной Михея.
В своей краткой речи Павлов выразил соболезнование родителям Виктории и всем ее сородичам Он говорил медленно, словно иностранец, с трудом подбирая нужные слова. Но присутствующие за столом его поняли правильно. Женщины после его речи расплакались, а мужчины встали и, молча, склонили головы.
В ответной речи дед Михей поблагодарил знатного чужеземца за то, что он посетил их приют, и выразил надежду на то, что военный союз орландов и людей, поселившихся на реке Шакти, назло врагам будет от года в год крепнуть.
Почтительно выслушав старейшину "белохвостых", Павлов и Агата, пригубили из деревянных кружек темное пиво, и встали, давая понять, что их визит окончен. Проводить их из-за стола вышли все, подходя к ним в таком порядке: первыми самые младшие, последними самые старшие. Мужчины крепко жали ему руку, а женщины приседали в низком поклоне.
Когда к нему подошла и поклонилась Березка, Павлов почувствовал в правой ладони легкое покалывание.
И, вот, к нему приблизилась "любимая теща" Нара, держа на руках двоих спящих детей, одетых в одинаковые комбинезоны из оленьей замши, украшенные мехом горностая. Это были мальчик и девочка в возрасте 3-4-х лет, лица которых показались ему настолько выразительными и красивыми, а главное – знакомыми, что от неожиданности из горла его вырвался вздох радости и удивления.
"Белохвостые" восприняли его реакцию, как должное: все они, разом, прослезились, а потом заулыбались,– ведь малыши, которые держала на руках Нара, были детьми самых почитаемых ими умерших сородичей: Тибула (Победителя Тигра) и Медвяной Росы. Об этом ему сказала жена Гарегина Фиалка, вслед за Нарой подошедшая к нему с поклоном.